Нижняя перекладина угодила мне в плечо. Удерживая одной рукой фонарь, я не мог ни поймать лестницу, ни зафиксировать ее на камне, что совершенно не помешало Рамилке. Он вскочил на первую перекладину и прыгнул на последнюю. Когда лестница соскользнула с камня, он уцепился за крышку и повис, как лось, провалившийся под лед. Я думал, что он упадет мне на голову. Во всяком случае, какое-то время Рамилка бежал по воздуху, пытаясь выбраться наружу. Он прочно вцепился в край крышки, но никак не мог подтянуться. И все-таки страх был сильнее. Он раскачался и с третьего раза вынес вес тела наверх. Чрез несколько секунд я видел лишь ноги, карабкающиеся по скользкой стене, а потом Рамилка исчез.

Я установил лестницу на камень, и последний раз глянул на арку. Крысы покинули выступ, и писк унялся, будто закончился концерт. Арка напомнила мне фрагмент столетней канализации. Проход вел под дом. В другую часть погреба. Кирпич медленно разрушался от старости, но своей геометрии проход не терял. Поверхности даже не обросли мхом, словно их регулярно кто-то зачищал.

— Дэн! — Сабина нервничала. — Поднимайся немедленно!

— Иду.

Я поднялся на первую ступеньку и услышал тихий гул со стороны арки. Возможно, все это мне казалось, но еще никогда в жизни я не встречался с таким тихим убаюкивающим и в тоже время устрашающим звуком. Он, словно несся с того света. Холодный, безжалостный и сильный, как удар. Гул преследовал меня до самого верха, и только, когда я оказался за пределами погреба, звук исчез. На поверхности я почувствовал невероятное тепло, будто меня перенесли с Антарктики в тропики.

Рамилка помог мне выбраться и усадил на траву. Сабина стояла в стороне, скрестив руки на груди. Всем своим видом девочка показывала, что мы ей кое-чем обязаны. Рамилка сел рядом со мной и вдруг рассмеялся. Он хлопнул меня по плечу, как в преддверии нового старта, и сказал несколько таких слов, за которые от отца и матери точно получил бы по губам. Я понимал, что это лишь отголоски паники. Сейчас все было позади. Мы медленно приходили в себя, и мир преображался в лучшую сторону.

Успокоившись, Рамилка сказал:

— Лестницу надо достать.

— Может, оставим дело до утра?

— А если папе понадобиться на чердак?

Он помялся и махнул рукой. Чувствовалось, как неуверенность раздирает его на части.

— Ладно, завтра сам вытащу. Главное, чтоб никто не заметил.

— Никто не желает сказать мне спасибо? — спросила Сабина.

Она подошла ко мне и демонстративно повернулась к Рамилке спиной.

Я поцеловал ее в щеку, а Рамилка, бросив короткую благодарность, спросил, как она здесь оказалась.

Впрочем, и на этот его вопрос она не ответила. Слишком сильно девочка была на него обижена. Чуть позже Сабина признается мне, что дело состояло даже не в грубости его речи. Она могла стерпеть много обидных слов, но если ее называли малолеткой, ее словно лишали чувства собственного достоинства. Так она выразилась. А вот на мой вопрос, заданный несколько иначе, она ответила сразу:

— Услышала вашу беседу, когда вы сидели на бревне рядом с моим домом.

— Ты подслушивала?

— Еще чего! Не хватало мне вас подслушивать. Шпионить — это исключительно мальчишеские привычки!

Рамилка прикусил губу.

— Я услышала, как вы бурчите. Потом вы пошли на угол, и я поняла, куда. Схватила с крыльца фонарь и пошла за вами.

— А если бы мы не провалились в погреб? — не унимался Рамилка. — Что бы ты сделала? Так бы и сидела в кустах?

— А это не твоего ума дело.

— Перестаньте! — оборвал я. — Пора домой. Мы насквозь мокрые, и надо придумать, что сказать маме.

— Если хочешь, переоденься у меня? У меня никого нет, — предложила девочка.

Рамилка сделал вид, что ничего не услышал.

— Нет. Я пойду домой, ты пойдешь домой, и Рамил пойдет домой. Скажем родителям, что облили друг друга с ведра. А на вопрос, чем мы занимались в девять вечера, скажем…

— Что Рамилка псих, — договорила Сабина. — Он тебя облил, а потом себя.

— Точно, — согласился Рамилка.

Я вздохнул. Встряска если и помогала взбодриться, то точно не содействовала разумным мыслям. Вечер был окончен.

Глава 10

Оценки

Когда я пришел домой, мама спала с включенным телевизором. Я проскользнул в свою комнату и переоделся. Мокрую одежду сразу замочил в тазу. Хотя никакой грязи на ней не было, я принял все меры предосторожности, чтобы избавиться от бактерий. Через несколько минут одежда была укутана слоем порошка и горячей воды. Я оставил все в летней кухне и вернулся в дом. Что бы ни спросила потом мама, отвечать враньем мне уже не придется. Перед сном я сходил в душ и исследовал на покраснения свою кожу. Трупы ли плавали в той воде или восковые фигуры, никакой заразы на теле я не заметил. На этом эпизоде закончился сегодняшний день. Я лег спать и отключился, едва коснувшись подушки.

Мама разбудила меня раньше обычного.

— Собирай портфель! — приказала она вместо «доброго утра». — Сколько раз я тебе говорила собирать портфель вечером?!

Я вспомнил вчерашний вечер и подумал, что мне приснился потрясный кошмар. Волосы на руках до сих пор стояли дыбом, а что творилось в голове, и описать не удастся. Я не мог собрать мозги в кучу до первой ложки геркулесовой каши. И даже тогда, заглядывая в тарелку, я дрожал, точно перед выходом на сцену.

Мама ушла на работу, поинтересовавшись, какой предмет я сегодня исправлю. Я пообещал, что с аттестацией по истории будет покончено. На самом деле аттестация по истории выровнялась еще после соревнований, но что-то подсказывало мне, что сразу говорить об этом маме не стоит. Лучше придержать радостное известие на черный день.