– Он замолкнет, Адочка. Сейчас мы его делом займем, не до трепотни будет.

Подкрепляя свои слова, Абрамов пролез в подвал, расфасовал золото из мешка в две прочные торбы и пристегнул их кандалами к рукам Вадима.

– Будешь у нас за носильщика. Топай на выход!

Вадим еще надеялся, что выстрелы привлекут к дому дежуривших где-нибудь недалече милиционеров, но потом вспомнил, что стрелял из пистолета с глушителем. Такой же шумопоглощающий набалдашник был навинчен и на револьвер Абрамова.

Нагруженного несметным богатством Вадима вывели наверх. После затхлости подвала свежий уличный воздух вступил в голову, как крепкое вино. Крикнуть? Звездануть Абрамову торбой по тыкве? Это значит, пасть смертью храбрых, но толку-то? Схватить этих подонков некому. Если и услышит милиция, то пока прочухается, пока добежит…

– Иди туда, – повелел Абрамов и показал фонариком на улицу Короленко.

Вадим пошел. Набитые червонцами торбы нещадно оттягивали руки, кольца наручников врезывались в запястья. Он шел медленно, подволакивая ноги.

– Шевелись! – поторопила его Надин и несильно стукнула рукояткой пистолета по крестцу, а потом заговорила с Абрамовым: – Где твоя машина? Мы-то свой «Олдс» бросили, глаза уже всем намозолил…

– Здесь, на Ермаковской… Не совсем чтобы моя. Служебную брать не стал, сразу бы вопросы начались: почему без шофера на ночь глядя? Поймал такси. Да вот же!

На перекрестке стоял автомобиль «Рено». У Вадима дрогнуло сердце – он узнал потрепанную машину, на которой однажды ехал из шахматной секции в Главнауку.

Водитель стоял возле открытой передней дверцы и смолил папиросу «Ира» – единственное, что, по выражению поэта Маяковского, осталось в СССР от старого мира. Абрамов спрятал наган в кобуру, заслонил собой Вадима, состроил радушную гримаску.

– Заждался? Заводи, поедем.

Таксист ответил коротким кивком и полез в салон, но его случайно брошенный в сторону взгляд задержался на Вадиме.

– А что это он у вас к сумкам п´икован?

– Шнифер это. С поличным взяли, – втолковал Абрамов. – Не вошкайся, заводи!

Водитель плюнул на недокуренный бычок и сунул его в карман куртки. Вадим с мольбой расширил глаза. Эх, жалость, что не числилось в группе Барченко спецов по телепатии. Как бы пригодился этот навык! Протелеграфировал бы на ментальной волне: пособи, братишка, огрей этого перевертыша чем-нибудь тяжелым по кукундеру, а с мразью, что пистолетом мне позвоночник шлифует, я и сам совладаю…

Нет, не дошла мыслительная морзянка до таксиста. Но что-то он, несомненно, почувствовал, потому что переминался с ноги на ногу и за руль не лез.

– Да что ты как глиста в навозе! – рассердился Абрамов и скомандовал Вадиму и Надин: – Айда на заднее сиденье!

– Секундочку! – осмелел шофер. – Можно на ваш документик взглянуть? Вы гово´или, что из ГПУ, но това´ищи с Лубянки домушниками не занимаются…

Кто тебя за язык тянул, умник? Вадим придержал обреченный вздох и услышал не предвещавший ничего хорошего голос Абрамова:

– Документик тебе? Что ж, сам напросился… «Когда я на почте служил ямщиком, был молод, имел я силенку…»

Напевая, он вытащил револьвер. Пам! – и таксист свалился у колеса.

– Потешно… – хрипнула сзади Надин.

Вадим колыхнул торбой, привешенной к правой руке. И примерился с разворота засандалить мерзавке так, чтоб разошлись все швы, наложенные на ее витрину профессором Газандяном. Но в лоб уперся наган Абрамова.

– Не балуй! В машину, я сказал! А ты, Адочка, будь с ним побдительнее. Вишь, как у него глаз разгорелся!

Вадима с торбами втиснули в заднюю половину «Рено». Надин уселась рядом, ввинтив «Баярд» пленнику в селезенку. Абрамов скоренько оттащил убиенного шофера в придорожную канаву и прыгнул на водительское место. Улица была пуста, время за полночь.

– Погнали! «Эх, яблочко, катись до нэпмана! Спекулянт кричит, пузо репнуло!»

Автомобиль устремился на север. Жалостно попискивали амортизаторы, в железной брюшине что-то грюкало. «Ну-ну, – подумал Вадим. – Далеко же вы уедете на этой таратайке…»

На Оленьем Валу повернули влево. Вадим увидел Егерский пруд и приметное здание приюта для малолетних. Он покрутился, устраивая торбы на полу, чтобы расслабить руки, и посмотрел на застывшую, как сфинкс, Надин. Ее губы были плотно сжаты, глаз за темными очками не разглядеть. У Вадима еще в подвале промелькивала мыслишка применить на практике опробованный способ – отправить и ее, и Абрамова в нирвану, как давешнего охранника в Таганской тюрьме. Беда в том, что для успешного гипнотического воздействия требовалось зафиксировать взгляд реципиента. Надин же всегда пряталась за очками, а Абрамов, подобно всем душепродавцам, избегал смотреть в упор. И как загипнотизируешь сразу двоих? Может, у Овцына бы получилось, но на то он и мастер…

Абрамов правил одной рукой, – шинель он рассупонил, фуражку сдвинул набекрень.

На Сущевском машину тормознул красноармейский дозор. Заметив издалека конников в островерхих буденовках, Надин завесила боковины авто изнутри клеенчатыми шторами, а потом опустила кожаную перегородку, отделившую водителя от пассажиров.

К остановившемуся «Рено» подъехал одноглазый верховой с черной флибустьерской повязкой.

– Кто такие? Куда следуете?

Абрамов поправил фуражку, толкнул дверцу, вышел из машины и выпятил перетянутую портупеей грудь с орденом Красного Знамени. Он молча протянул проверяющему мандат за подписью Дзержинского.

– «Дано сие… – туго задвигались губы патрульного. – Алексею Арнольдовичу… в том, что он состоит на службе… в должности начальника… разрешено иметь при себе оружие…»

Дотошный корсар дочитал шаблонный текст до конца, вернул удостоверение и вытянулся.

– Виноват, товарищ Абрамов! Есть приказ проверять всех без исключения.

– Правильно делаете, боец! Приказы надо выполнять. «Солнце всходит и заходит, а в тюрьме моей темно…» Я могу ехать?

– Так точно! – Одноглазый откозырял и уточнил, взглянув на зашторенный сзади автомобиль: – Вы один?

– Один. Еще вопросы?

– Счастливого пути.

Абрамов не спеша сел за руль, завел мотор и повел «Рено» дальше. Вадим слышал каждое слово, рвался позвать на помощь лихих кавалеристов, но Надин вдавила «Баярд» в подвздошье и покачала головой, недвусмысленно намекая на печальные последствия необдуманных действий.

Шторки так и остались неотдернутыми. Вадим не видел, куда направляется авто, ориентировался преимущественно по ощущениям. Прямо, прямо, прямо…