— Странный вы человек, господин. У нас в Славии как? Ежели подозрение какое есть, то берешь человека да за грудки трясешь.

— Ты еще вспомни, как в Транкльвании в темные века признания из так называемых ведьм выбивали. Топят в пруду: если всплывает, значит, виновна, грех на ней есть. А тонет — невиновна. Любопытная аккриминация.

— Вы уж извините, господин, не знаю про какую такую криминацию говорить изволите, но свой смысл в том есть. Невинной душе ничего на том свете не страшно, она в райских кущах обитать после смерти будет.

— Мих, лучше помолчи, — оборвал его Витольд Львович. — Куда теперь?

Расступился проулок, выплюнув их на широкую площадь, заполненную торговыми рядами. Далее шли жилые подворья, среди коих уже затесалось несколько трактиров, харчевней и питейных. А уже со всех сторон площадь обступили доходные дома и ночлежные.

Народу было — не протолкнуться. Хотя разве бывает по-другому на Сигаревке? Кто продает, кто покупает, кто ворует, кто на работу устраивается. Последних, конечно, не в пример больше. Стоят, горемычные, череда своего ждут, когда окликнут, подойти попросят. Люд тут разный: от крестьян в оборванной одежонке до рабочих, что в сапогах, хоть и замызганных, и в рубахах. Изредка и из интеллигенции кто попадается. Таких всегда запросто отличить. Лицами худы, талими тощи, глаза стыдливо опускают. Мужик простой тоже сух бывает, но в нем стать особая, жилистая, как в лошади тягловой. А эта интеллигенция — тьфу, ни в руках, ни в ногах силы нет. Но все ж не обижают их — по нужде сюда пришли, не по прихоти. Как говорится, от сумы да от тюрьмы не зарекайся.

Пошуровал по площади взглядом, увидел в дальней части, на самом выезде, извозчика. Не на экипаже, а ломового, на телеге, но выбирать не приходилось. Рукой махнул титулярному советнику, но Меркулов с места не сдвинулся. Напротив, резко развернулся и схватил за руку, будто замершего подле, мальчонку. Тот, к удивлению Миха, не закричал, лишь попытался вырваться, но Витольд Львович держал крепко.

— Ты разве не видишь, к кому в карман лезешь? — спросил он, внимательно оглядывая оборванца. — Ну говори, или в околоток сейчас поедешь. Думаю, тебя там точно знают.

— Видел, — нехотя сказал мальчонка. — На то и уговор был, карман такой важной цаце обнести.

Он вытер рукавом сопливый нос и всхлипнул, не пытаясь разжалобить, а от обиды, что попался, дурак такой. Орчук тоже к тому моменту мальчонку разглядел. Махонький какой, по годам лет девять, не больше, да и статью господь обделил. Низенький, худой, хотя уличные сироты в таком возрасте редко жиром обрастают, это больше барчуки. То, что мальчонка без родителей, Мих не сомневался. Таких тут вдоволь, стайками знай себе бегают, хватают, что плохо лежит.

— Меж кем уговор?

— Меж нами, — непонятно махнул рукой пацан позади спины.

Точно испугавшись именно этого движения, кучка пацанов, чуть постарше злоумышленника, разлетелась в стороны, подобно воробьям.

— Проиграл ты уговор. Зовут-то тебя как?

— Сенька, — всхлипнул пацан.

— Арсений, значит. И давно карманы щипаешь?

— Третий месяц пошел, — мальчонка перестал всхлипывать и с интересом поднял голову. Не каждый полицейский после подобного с тобой так спокойно и чинно разговаривает, точно судьбу подробно пытается выведать.

— И выходит?

— Так дело немудреное. Главное, руку сунуть, а потом на движении растяпу поймать.

— И не попадался ни разу?

— Ни разу, — не без горделивости признался Сенька.

— А можешь вон у того господина портмоне вытащить? — лукаво спросил Меркулов.

— Лопарь можно выманить, только вы потом меня сразу в околоток. Так?

— Вот и не угадал. Мне как раз похожий талант может пригодиться. Думал я по-другому все обставить, но с тобой даже лучше. Так покажешь, что умеешь, или нет?

Он медленно разжал руку, и мальчонка остался на месте. Головой дернул, теперь бы и всем телом двинуться, да замер. Блеснули глаза: понял Мих, интересно мальцу стало. Вытер снова сопливый нос, подошел к прилично одетому господину, разглядывающему нечто на прилавке, потерся рядом так, сяк. Сам встал, будто высматривает чего, а рука, точно змея, проскользнула к пиджаку и замерла. Долго стояли, но тут господин влево сдвинулся, а мальчонка напротив, в сторону. И в пальцах его лишь на мгновение мелькнул коричневый портмоне, но тут же исчез за грязной пазухой.

Оглянулся несколько раз пацан, подошел к Витольду Львовичу и протянул добычу.

— Ловок, — не без восхищения признался Меркулов. — Такие таланты на Сигаревке пропадают!

— Не пропадают, — совсем забахвалился пацан. — Митька-Валет на следующий год к себе обещал взять. Сказал пока воровскую науку изучать, руку набивать.

— Если за год руки этой не лишишься. Слышал, что с ворами катайцы делают?

— Так мы же не варвары последние, — возразил Сенька.

— Ну ладно, давай тогда тоже познакомимся, — левой рукой титулярный советник забрал портмоне, а правую протянул. — Меркулов Витольд Львович, временно исполняющий обязанности пристава следственных дел по особым поручениям сыскного управления при Моршанском обер-полицмейстерстве.

Это господин специально так пышно представился, чтобы на пацаненка впечатление произвести, догадался Мих. Хотя мог и не стараться, у того лишь после фамилии глаза на лоб полезли, будто в лавку бакалейную за пустяком каким пошел, а там с Государем Императором встретился.

— Тот самый, что быстрее тени своей одевается?

— Не знаю, не соревновался с ней, — засмеялся титулярный советник. — Погоди минуту, — он подошел к господину, в карманах которого сейчас гулял ветер, присел, словно что с земли поднимая, и выпрямился. — Любезнейший, вы, наверное, обронили.

Облапошенный повернулся, пощупал себя по карманам, открыл от удивления рот и похлопал глазами.

— Благодарю, благодарю, Ваше благородие. Право, не знаю, как...

— Ничего серьезного, прошу прощения, должен идти.

И правда пошел, чуть дальше от вздыхающего господина и гомонящего люда. Только пацаненку почти незаметно знак за собой следовать сделал. Миху и вовсе слова не нужно было говорить. Он к хозяину, как лист банный к мягкому месту, приклеился.

— Ну что, Арсений, будем дружить?

Мальчонка в ответ лишь кивнул, теперь поглядывая и на орчука. Ну вот, заметил наконец. Тоже ведь вор, так, чиграш еще. Настоящий стырщик каждый маловажный момент и изменение в окружающем замечает. Чутье, опять же, имеет: кого можно обнести, а к кому лучше не соваться.

— Будем. Только вам на что