или все части машины обладают сознанием своей функции и действуют сообразно с этим сознанием; или они все работают от одного двигателя и приводятся в действие одним приводом. Огромная заслуга позитивизма в том, что он установил этот принцип однообразия. Нам остаётся определить, в чём заключается это однообразие.

Позитивное миропонимание говорит, что началом всего является бессознательная энергия, возникшая неизвестно когда и от неизвестной причины. Эта энергия, пройдя длинный ряд незаметных электромагнитных и физико-химических процессов, выражается для нас в видимом и ощущаемом движении, затем в росте, т. е. в явлениях жизни, и, наконец, в сознании.

Это взгляд был разобран раньше и выведено заключение, что физические явления совершенно невозможно рассматривать как причину явлений сознания, тогда как наоборот, явления сознания служат несомненной причиной очень большого количества наблюдаемых нами физических явлений. Затем, из самой сущности понятия движения, т. е. основы физико-механического мира, было выведено заключение, что движение совсем не очевидная вещь, что идея движения составилась у нас вследствие ограниченности и неполноты нашего чувства пространства (щёлка, через которую мы наблюдаем мир). И было установлено, что не идея времени выводится из наблюдения движения, как обыкновенно думают, а идея движения вытекает из нашего чувства времени, и что идея движения есть совершенно определённо функция чувства времени, которое само по себе есть граница или предел чувства пространства у существа данной психики. Было выяснено ещё, что идея движения могла возникнуть из сравнения двух разных полей сознания. И вообще весь наш анализ основных категорий нашего познания мира — пространства и времени — показал, что у нас нет абсолютно никаких данных [,чтобы] принимать движение за основное начало мира.

А если так, если нельзя предположить за кулисами мироздания бессознательного механического двигателя, то необходимо предположить космос живым и сознательным. Потому что, что-нибудь одно из двух: или он механический и мёртвый, «случайный», или он живой и сознающий себя. Ничего мёртвого в живой природе быть не может, и ничего живого не может быть в мёртвой.

«… Пройдя длинный период бессознательного и полусознательного существования в минеральном, растительном и животном царстве, природа в человеке доходит до своего высшего развития и спрашивает себя: что я такое? Человек — это орган самосознания природы».

Так писал Шопенгауэр в своих «Афоризмах», и, конечно, это очень эффектный образ. Но у нас нет никакого основания считать человека верхом того, что создала природа. Это только высшее, что мы знаем.

Мысль Шопенгауэра, может быть, и очень красива, но всё-таки нужно признать, что в природе ничего бессознательного рядом с сознательным быть не может. Должно быть что-нибудь одно.

Позитивизм был бы совершенно прав, и в его картине мира не было бы ни одного самого маленького недочёта, если бы в мире не существовало сознания. Тогда вселенную волей-неволей пришлось бы признать случайно образовавшейся в пространстве механической игрушкой, и больше ничем. Но факт существования сознания «портит всю статистику». Его никак не исключить.

Приходится признавать или существование двух начал — сознания и движения, «духа» и «материи», или выбирать какое-нибудь одно из них.

При этом дуализм уничтожается сам собой, потому что, если допустить отдельное существование духа и материи и рассуждать дальше, то неизбежно явится заключение, что или дух нереален, а реальна материя, или материя нереальна, а реален дух — то есть что или дух материален, или материя духовна. Следовательно, нужно выбирать что-нибудь одно — дух или материю.

Но мыслить действительно монистически гораздо труднее, чем кажется. Я встречал многих людей, которые называли и искренно считали себя «монистами». Но в действительности они не сходили с самого наивного дуализма, и у них не мелькала даже искра понимания мирового единства.

Материализм, считающий основой всего «движение» или «энергию», никогда не может быть «монистическим». Уничтожить сознание он не может. В этом его главное несчастье. Если бы он мог совсем уничтожить сознание, тогда всё было бы прекрасно, и вселенная могла бы сойти за случайно создавшуюся механическую игрушку. Но, к сожалению, материализм не может отрицать сознания и не может его уничтожить. Он может только стараться низвести его как можно ниже, называя его отражением действительности, сущность которой заключается в движении.

Но как же быть тогда с тем фактом, что «отражение» обладает в этом случае бесконечно большей потенциальностью, чем «действительность»? Как это может быть? От чего отражается или в чём преломляется действительность, так что в отражённом виде обладает бесконечно большей потенциальностью, чем в обыкновенном [исходном]?

Последовательный «материалист-монист» должен сказать, что «действительность» отражается сама от себя, то есть «одно движение» отражается от другого движения. Но это — только диалектика, и из неё не становится ясным, что такое сознание, потому что сознание есть нечто иное, чем движение.

* * *

Сколько бы мы ни называли сознание — движением, мы всё-таки будем знать, что это две разные вещи, разные по нашему восприятию их, вещи разных миров, несоизмеримые и могущие существовать одновременно. Причём сознание может существовать без движения, а движение не может существовать без сознания, потому что из сознания идёт необходимое условие движения — время. Нет сознания — нет времени. Нет времени — нет движения.

Мы не можем выйти из этого факта, и, мысля логически, непременно должны признавать два начала. Если же мы начинаем считать нелогичным самоё признание двух начал, то мы должны признать как единое начало — сознание, а движение признать иллюзией сознания.

Что же это значит? Это значит, что «монистического материализма» быть не может. Материализм может быть только дуалистическим, то есть он должен признавать два начала: движение и сознание. Как только он признал одно начало, он становится идеализмом, метафизикой.

Но для того, чтобы мыслить идеалистически, нужно, чтобы идеализм не был дуалистическим. Потому что, как невозможен «монистический материализм» — так же точно невозможен и «дуалистический идеализм».

Для того же, чтобы прийти к чистому и строгому монистическому идеализму, необходима глубокая и коренная перестройка всех наших понятий. Здесь возникает новая трудность.

Наши понятия связаны с языком. Язык наш глубоко дуалистичен. Это страшный тормоз. Я уже сказал раз, как тормозит нашу мысль язык, не давая возможности выразить [правильных] отношений существующей вселенной. На нашем языке есть только одна вечно становящаяся вселенная. «Постоянное Теперь» на нашем языке выражено быть не может.

Таким образом наш язык изображает нам заведомо ложную вселенную. Двойственную, когда она в действительности едина, и вечно становящуюся, когда она в действительности вечно существует.

И если мы уясним себе, насколько это меняет дело, если мы поймём, до какой степени наш язык закрывает для нас