двора, те, что поменьше, иногда пролезали между прутьями и играли в соседском. Там и места было больше, и асфальт был ровным, без дырок и заплат, а лавочки стояли в рядок и были красиво покрашены, не то что у нас.

Андрейке тоже туда хотелось, но он то ли был немного постарше или, может, покрупнее других, у него никак не получалось пролезть между прутьями забора на другую сторону. А он был в этой небольшой компании детей заводила: то отцовский орден принесет посмотреть, то вдруг появится перед ними в своем «чапаевском костюме» с деревянной саблей над головой… Все дети смотрели, замерев, как он, топоча, словно всадник, весело скакал вокруг центральной клумбы. Его самодельная бурка развевалась за спиной на бегу, а на каракулевой папахе виден был издалека большой красный околышек.

Так что вся компания пыталась помочь ему пролезть между прутьями забора. Дети и проталкивали Андрейку, и тянули, но всё никак не получалось. Тогда один мальчик сказал, что слышал, будто надо сначала протолкнуть голову, а как это получится, то и остальное тело пролезет. Все друзья дружно взялись пропихивать голову Андрейки. Ему было больно, но он терпел. Ничего не получалось, пока не сообразили потянуть два соседних прута забора в разные стороны, и тогда голова прошла между ними довольно легко. Но тело никак проходить не хотело, оно осталось на стороне нашего двора. Мальчик застрял – ни туда ни сюда. А тут еще на крики откуда-то примчался соседский дворник и стал на всех махать метлой и ругаться, прогоняя. Дети тут же ретировались в свой двор, пролезая между прутьев. Все, но не наш мальчик, он крепко застрял головой в заборе. Ну ему и досталось от дворника! Тот его и ругал за всех ребят вместе, и метлой хлестал, и за уши драл.

Хорошо, что кто-то из детей сбегал к нам в квартиру и рассказал о том, что случилось. Я тут же прибежала на помощь сыночку. Ох уж мы и ругались с дворником! И мне досталось его метлой, когда я защищала Андрейку, пока сама не изловчилась, не вырвала метлу из его рук и не огрела его пару раз его же оружием: нечего беззащитного ребенка бить! Дети позвали взрослых, и мы, раздвинув прутья, освободили нашего пленника. Он был цел, только уши и шея красные: шея оттого, что пытался вырваться из забора, а уши – это дворник постарался. Я увела его, расстроенного, домой и до прихода родителей поила чаем с вареньем и домашним пирогом.

Ну никак у меня не получается не отвлекаться от основной темы рассказа! Давайте всё-таки вернемся к Ларочке и Андрейке. Главное, что они дружили и были неразлучными до тех пор, пока не создали свои семьи. Да и тогда их просто развели жизненные обстоятельства, появились другие, бытовые задачи, но теплые родственные чувства друг к другу оба сохраняли всегда. У Ларисы есть еще двоюродный брат в Киеве, его зовут Фима, и она иногда, уже будучи взрослой, обижалась на них обоих за невнимательность к ней. Ну что поделать: парни есть парни!

В отпуск с Андрейкой

Это случилось в 1962 году. Андрею уже пять лет, к лету почти шесть. У меня давно зрела мысль взять его как-нибудь с собой в деревню, показать родне, напоить молочком от домашней коровы. Маруся ведь до сих пор держит ее в нашем дворе. Всю остальную живность она уже или съела, или продала. Тяжело одной ухаживать за скотным двором. Но своя корова для нас, родившихся и выросших в деревне, всегда была и оставалась особой, незабываемой частью давно минувшего детства. Это парное молоко, которое можно просто черпать кружкой из еще теплого ведра вечернего надоя. Это особенный, сладковатый запах коровьей шерсти, когда ты поглаживаешь буренку по округлому боку или почесываешь между ушей, а она в это время флегматично жует свою обычную жвачку. Это протяжное мычание на низкой бархатистой ноте, по оттенку которого можно понять, что твоя любимица хочет. Мне помнится ее большой, всегда мокрый нос и длинный шершавый язык, которым она как рукой брала пучок сена, который я ей протягивала.

Сначала Лена скептически отнеслась к моей просьбе отпустить Андрейку со мной в деревню в отпуск. Я, признаться, и сама мало верила в эту мою затею. Но, подумав и посоветовавшись с Игорем и Фаней, к мнению которой прислушивалась, Лена согласилась. Ну а как было не согласиться? Никто же лучше меня за ним не ухаживает и не следит, как бы чего не произошло или как бы этот проказник сам чего-нибудь не натворил. У родителей будут развязаны руки на целый месяц, и они смогут это время посвятить Тане, которой нужно много свежего воздуха, внимания близких и витаминов после перенесенной непростой операции на легкое. Как же я была рада, когда Игорь с Леной согласились! Ведь до этого лета каждый раз из отпуска я просто летела в Москву как на крыльях, спешила поскорее увидеть своего мальчика. А тут он будет весь месяц со мной и увидит те места, где я сама росла и бегала в таком же возрасте, в каком он сейчас.

Всё было по-другому в эту поездку. Мне пришлось везти с собой два чемодана, а не один и каждую минуту что-то Андрейке объяснять, ведь и по дороге в Углич, и потом в Ракушине он встречал разное такое, чего не видел раньше. Маленький почемучка часто задавал вопросы, на которые я не могла ответить сразу, или спрашивал о том, о чем я никогда не задумывалась, хоть встречала это каждый день:

– Почему если промочишь ноги, то болит голова и горло?

– Почему поезд качается на ходу? Это он нас укачивает?

– Почему у коровы вымя сзади? Это же ей неудобно. Было бы спереди, она бы могла дотянуться и сама молочка попить. Сзади хуже: забудешь, что у тебя вымя с молоком, сядешь на него, а оно может лопнуть.

– Почему Бог на небе, а мы на земле?

– Почему животные не улыбаются?

На эти и многие другие «почему» мне приходилось постоянно отвечать. Для Андрейки это была первая в жизни поездка, большое приключение, он познавал новые звуки, понятия, знакомился с новыми людьми. Впечатлений было столько, что вечером мальчик засыпал как убитый, порою даже не успев поесть перед сном. Я тоже переполнялась не только своими, но и его эмоциями, и часто мы засыпали вместе.

Я не могу сказать, что моя деревня ему сразу