Шрифт:
Закладка:
Он все же решился. Тихонько приоткрыл свою дверь и выскользнул на площадку. Без обуви, в одних носках Кузьма бесшумно подкрался к двери квартиры Землянина. Прислушался – тихо. С замиранием сердца заглянул за дверь. Тщедушный рыжий малый в прихожей что-то запихивал в старую потертую сумку. Кузьма узнал ее. Это была витькина сумка, в которой тот носил в приемный ларек пустые бутылки. Так это что? Ограбление? А где же Шмелев? Взгляд Кузьмы скользнул мимо малого и проник через открытую дверь комнаты. На полу – ошибиться он не мог – лежало распростертое тело человека. Совсем как в ту злополучную ночь в доме на Дорнкрацштрассе. Озноб пробежал по спине Кузьмы. Страшная догадка пронзила мозг. Взгляд снова устремился на руки рыжего. Возможно ли такое? В правой руке малого сверкнул канделябр и скрылся в утробе старой витькиной сумки. Еще секунда, и вот уже левая рука рыжего закрыла замок-молнию…
Возможно ли это, чтобы императорский канделябр из коллекции прадеда исчез из жизни его наследника таким тривиальным образом? Кузьму уже сотрясал неукротимый гнев. Сейчас он ворвется туда и положит конец этой несправедливости… А если он и его ножичком? Ведь справился же он со Шмелевым. Времени для раздумий не было. «Яблоко от яблони…» – говорила прабабка Аграфена. Ведь он потомок фабриканта Севрюгина…
Кузьма ворвался в прихожую и вцепился в сумку, которую рыжий, собираясь покинуть квартиру, уже взял в правую руку. При этом наследник русского фабриканта издал громкий звук, подобный боевому кличу индейцев. От неожиданности рыжий выпустил сумку и отскочил в сторону. Кузьма продолжал рычать и наступать на тщедушного. Он уже заметил, что никакого ножичка у того нет, а страх перекосил его лицо. Это придало Кузьме уверенности и решило исход стычки. Тщедушный выскочил на площадку и, не теряя времени на вызов лифта, бросился по лестнице вниз.
Не выпуская из руки сумку и тяжело дыша, Кузьма осторожно прошел в комнату. Сомнений не было: на полу лежал мужчина, которого он вчера видел в антикварной лавке. Он, несомненно, был похож на Витьку и, странным образом, закончил жизнь так же, как Витька. Даже его последняя прижизненная поза повторила позу Землянина, распростертого в ту ночь в том проклятом доме. Кузьма вышел на площадку, прикрыл плечом дверь витькиной квартиры и, озираясь по сторонам, вернулся к себе. Он выпил стакан водки и принялся обдумывать, что ему делать дальше.
Нет, он не будет ставить в известность полицию о том, что произошло в витькиной квартире. Почему он должен это делать? Ведь убит не Витька, а, по большому счету, непонятно кто… И этот человек непонятно как оказался в витькиной квартире… Еще, чего доброго, свяжут с этим убийством его, Кузьму Спицына. Катрин Бергер говорила, что этот Шмелев-Землянский объявлен в международный розыск. Ну и пусть ищут… Через парочку дней кто-нибудь из соседей почувствует запах из витькиной квартиры и позвонит в полицию – и маховик завертится… При чем тут Кузьма Спицын? В розыск его никто не объявлял, он никого не убивал и ничего не крал из этого несчастного дома! Кузьма поел немного консервов из банки и подошел к сумке. Затаив дыхание, расстегнул замок…
Канделябр торчал одним своим подсвечником из вороха тряпья, и Кузьма подумал о необычайной жадности рыжего наркомана. Вот ведь не удовлетворился одним золотым канделябром – напихал в витькину сумку еще каких-то рубашек и свитеров из витькиного же шкафа. От этого надо избавиться! Не ровен час – заглянет полиция, обнаружит у Кузьмы это тряпье и свяжет с ним убийство в квартире Землянина. Он вытащил из сумки канделябр и быстро сунул его под кушетку. Затем, зажав сумку с тряпьем под мышкой, тихонько выскользнул на площадку и спустил проклятую сумку в мусоропровод. Вернувшись в квартиру и отдышавшись, Кузьма достал из-под кушетки канделябр.
Только теперь потомок фабриканта Севрюгина смог целиком отдаться созерцанию предмета, который снился ему по ночам. Он то любовно поглаживал рукой чашки подсвечников, то вдруг хватал двумя руками канделябр за массивную подставку и одну из чаш, пытаясь прикинуть вес изделия. Кузьма мало понимал во всем этом и – спроси его кто-нибудь – вряд ли бы ответил, откуда в нем тот трепет, который Кузьма испытывает при каждом прикосновении к предмету. Потому ли, что канделябр достался ему от более удачливого и знатного предка? Или потому, что его неудавшаяся жизнь с этим канделябром получает надежду на пока неясные перемены? Ответа у него не было.
Кузьма допил водку и набрал номер Катрин Бергер. Она спросила почти испуганно:
– Это вы, Кузьма? У вас все в порядке?
– Да, любезная Катрин.
– Вы обратились в полицию?
– Нет, этого не потребовалось…
Она не дала ему договорить.
– Что это значит, Кузьма?
– Эрнест Шмелев убит. Так и передайте вашему шефу.
– Откуда вы это знаете?
– Я видел его убитым…
Она снова быстро спросила:
– Но вы к этому не причастны? Я могу быть спокойна?
– Абсолютно, любезная Катрин. Больше мне добавить нечего.
Прежде чем Кузьма положил трубку, помощница сыщика все же успела спросить:
– Кузьма, а как же золотой канделябр?
– Он у меня, любезная Катрин.
Она еще прокричала: «Вы счастливы, Кузьма?». Но трубка уже молчала…
41
Через несколько дней на площадке, где проживал Кузьма Спицын, царила атмосфера тревожности и плохо скрываемого испуга. Один сосед спрашивал другого:
– Что случилось? Вы не знаете, что делает полиция в квартире этого алкаша?
– Вы имеете в виду Виктора Землянского?
– А кого же еще? По-моему, он давно куда-то исчез, а вот сегодня, пожалуйста – полиция…
– Не знаю, не знаю, но это неспроста, – и сосед торопился скрыться за дверью своей квартиры.
Все растолковала соседка Клава. Когда из-за дверей своих квартир выглянули сразу несколько особо любопытных женщин, Клава громко объяснила:
– Слышали? Землянского убили. Немудрено – при его-то образе жизни…
Женщины повторяли:
– Да, да… Ведь не так давно из тюрьмы вернулся…
Одна из женщин спрашивала:
– Кто догадался и позвонил в полицию?
Клава эмоционально отвечала:
– А вы не ощущаете запах? Подойдите поближе к его двери и почувствуете…
Никто из женщин не решился на столь отчаянный шаг, но все понятливо кивали головами, словно тошнотворный запах действительно достиг их обоняния. Клава же продолжала:
– Нинка, которая живет этажом выше, ко мне заходила. Она и почувствовала запах. У нее нюх!
