окажусь достаточно вкусным для тебя.

Соня вспыхнула.

— Какой же ты дурак.

— Я просто верю в то, что ты справишься.

— Наивный дурак.

— Может, и дурак, — согласился Виктор. — Поздно уже бояться.

Соня захотела спросить почему, но из ее приоткрытого рта вылетел только воздух, а новый вдох сделать уже не получилось.

Виктор посмотрел на нее таким взглядом, что у нее не осталось совершенно никаких сомнений в том, что он не разочаровался в ней. Он был бесповоротно в нее влюблен. Он был и раньше, но настолько явно и открыто этого еще не показывал, и у Сони всегда были маневры для отступления. Пока не знаешь наверняка — проще.

А теперь вот — наверняка.

До чего странно. Она убила человека, а он помог ей закопать труп…

Соня рассмеялась и заплакала одновременно, а Виктор, вдруг растерявшись, нерешительно протянул к ней руку и коснулся ее ладони, как будто бы говоря: я тут, если надо. Она не шелохнулась и не убрала свою руку, а затем, бросив на него короткий взгляд, она перевернула ладонь и сжала его пальцы, тем самым отвечая: да, видимо, сейчас — надо.

— Спасибо.

Свет в окнах Тимурах Андреевича, когда она подходила к его дому, горел. Он горел для нее в любое время.

В такой поздний час он никогда не спал, потому что за кучу десятилетий привык к ночном образу жизни. Он впустил Соню без вопросов и даже без привычного ворчания. Каким-то неведомым образом ему почти всегда удавалось угадать ее настроение, словно он читал ее мысли.

— Это все-таки случилось, — пробормотала Соня, когда Тимур Андреевич принес ей горячий чай.

— Этого трудно избежать.

Она свернулась в клубок на старом, но уже родном и не кажущемся убогим диване, закрыла лицо руками и глухо произнесла:

— Он был плохим человеком.

— Я тоже плохой человек.

— Нет, вы… просто нехороший. Но не плохой. Это не одно и то же. Вы же сами говорили, что муки совести очищают и искупают грехи. Искупили уже все за столько-то лет.

— Тогда и этот плохой человек их мог бы искупить?

— У него бы не было столько времени, сколько было у вас. И столько совести у него не было.

Тимур Андреевич грустно улыбнулся.

— Ничто не способно искупить грехи в полной мере так, как это может сделать смерть. Если зло однажды проросло в человеке, засыпать его можно только землей. И тогда оно прорастет безобидной травой на могиле.

— Зло есть в каждом.

— Именно. Поэтому каждого однажды положат в гроб и засыплют землей. Кого-то раньше, кого-то позже. Смерть — естественный конец.

— Вы все это говорите только потому, что устали жить, и снова пытаетесь меня убедить закончить ваши страдания, — пробурчала Соня.

— Да, — легко согласился Тимур Андреевич. — И еще я так говорю, потому что тебе нужно услышать сейчас это, а не мои проповеди о Боге и о том, как плохо убивать людей.

— Это не очистит мою совесть. По-вашему, получается, что только смерть избавит меня от ее мук.

— Софья, живи дальше и учись на своих ошибках. Смерть нужна для более тяжких грузов. Таких, какие уже нести невозможно на своих плечах.

— Убийство — это тяжкое преступление.

— Считай, что избавила мир от зла, которое этот человек мог сделать другим.

Соне одновременно и нравилось, и не нравилось это утверждение.

— Я не имела право вершить такой суд! — воскликнула она.

— А кто имеет такое право?

— Ваш Бог? — неуверенно проговорила Соня.

— Мой?

Она заерзала на диване, принимая сидячее положение, и потянулась к чаю.

— Я уже ничего не знаю и не понимаю.

— Нельзя знать и понимать все на свете, — сказал Тимур Андреевич. — И никто и никогда не скажет тебе, что есть истина. А кто осмелится — тот неразумный дурак. Ты можешь прийти к Богу, а можешь и не прийти. Обрести успокоение в том, что именно он твоими руками вершит правосудие над злом, а можешь взять свою жить под контроль и решать сама, как тебе жить, кого пощадить, а кого казнить.

— Если я решусь взять жизнь под контроль, то с такой силой рано или поздно сойду с ума.

— Может быть. С такой силой очень легко потерять из виду ориентиры. Потому мне и нужна была вера. Чтобы не обезуметь окончательно. Чтобы найти свет, когда все другие огни погасли. А потом я подумал: почему бы не переложить ответственность со своих плеч на чужие? — Тимур Андреевич вздохнул и отвернулся к окну. — Почему бы не переложить ответственность за свою смерть на плечи невинной девушки, волей случая попавшейся мне на пути?

— Потому что вы трус и слабак, — ответила Соня.

— Да. Но не только лишь по этой причине. Я нашел свет в жизни, которая только начинается. Старое должно умирать, а не гнить. Новое должно обретать силу, процветать, зажигать новые огни и стремиться к ним. Все новое не может работать без перебоев. Ошибки нужны и важны.

— Я понимаю, о чем вы говорите. Но не такую же силу!

— Уж какая есть. Не жалуйся. Она твоя, и ты вольна делать с ней все, что пожелаешь. Воспользуйся бессмертием и сделай ее полезной. Ты можешь стать сама себе маяком и рано или поздно окружишь себя множеством огней и засияешь еще ярче. А можешь, как и я, сетовать на безжалостного к нежити Бога за то, что он обрек нас на бесконечные страдания с одним лишь ему ведомым умыслом. Может, как раз для того, чтобы иногда убивать нашими руками неугодных ему грешников.

Соня отпила немного чая и его тепло пронеслось по всему телу, принося долгожданный покой.

Она подумала о том, что произошло с ней в последние месяцы. Она стала учительницей, обратилась в вампира и в попытках справиться с этой ношей успела разочароваться работой и снова ею очароваться, разлюбила детей и снова их полюбила. В разное время она чувствовала себя одинокой, недостойной и приносящей только вред. Но также она чувствовала вдохновение и восторг, желание не двигаться, но мчаться вперед. Она подружилась с коллегами и нашла тех, кому доверила свой секрет. О ней позаботились, ее защищали, а она защищала в ответ. Ее подводили, но и она подводила.

Все это… Обычная жизнь, не считая приобретенной привычки кусаться и употреблять экзотический напиток раз в месяц и от случая к случаю.

Ох, и убийство частью жизни нормального человека тоже, разумеется, не было.

Важные и нужные ошибки, значит…

И тем не менее она могла жить нормально.

Соня пока еще не была готова стать