Шрифт:
Закладка:
– Что теперь будет?
– Ничего! Заплатят наши, покроем коробку из-под ксерокса толстым слоем шоколада. Заплатят зюгановские, соскребём шоколад с ельцинской коробки, покроем зюгановских. Всё думаю про твою передачу о сексуальном насилии. Смитиха со своей инджойностью просрёт сценарий, Катьке поручу.
– Естественно, Кате!
– Темка беспроигрышная, мы все умрём на главной, на гендерной войне. А ещё звонили из итальянской мебели, жаждут снять твою всенародно любимую жопу в театральном костюме.
– Бесплатно?
– По бартеру, – после паузы ответила Ада. – Заплачу штуку.
– За штуку не пойду, предложений по рекламе полно, – соврала Валя.
– Через мою голову?
– Ни про жопу, ни про голову в договоре не помню, – отчеканила Валя, история с рекламой воды «Лесной источник» её многому научила.
– Ладно, плачу за мебель две штуки. Утешает, Лебёдка, что они тебя там в…т на все пять штук! Целую крепко, твоя репка!
И положила трубку.
Валя поспешно включила телевизор, но там рекламировали диск Влада Сташевского. Настроила в приёмнике «вражий голос», как учила Юлия Измайловна.
Услышала, что ведущий и два аналитика азартно обсуждают, как некие Лисовский, Евстафьев и Лавров задержаны с полной денег коробкой от ксерокса.
Первые двое уже отпущены, а третьего допрашивают в Белом доме, несмотря на пресс-конференцию, срочно проведённую Чубайсом. Валя запаниковала, но звонить в такое время Горяеву не решилась.
Наконец вернулись Денис с Вадиком: счастливые, потные, в майках и футбольных трусах. Вадик занял душ первым, а Денис сел в кресло напротив Вали, уставившейся в телевизор, параллельно слушая радиоприёмник.
– Что случилось?
– Коржаков и Барсуков арестовали людей ельцинского штаба с коробкой, а в ней полмиллиона долларов!
– Ого! – присвистнул Денис. – А ты почему психуешь?
– Потому что не хочу, чтоб вернулись коммунисты. Как говорит Горяев, мы все строительный материал эпохи, – и подумала, зря это сказала, Денис же ревнует.
– И я не хочу.
Стянул майку, остался в футбольных трусах. И, глядя на великолепие его разогретого футболом торса, Валя вспомнила подсунутого ей Соней в хельсинкском аквапарке Свена.
Тот тоже был выточен из одного куска «ценной породы», но ничуть не привлекал, словно его делали, но не доделали в самом важном месте.
– Как историк обещаю, что лет через пятнадцать увидишь новую страну с новыми людьми, – пообещал Денис.
– Говоришь словами Виктора, – заметила Валя.
– И эти новые люди не захотят таскать деньги коробками, потому что изменится система ценностей. Конечно, будет ещё не Четвёртый сон Веры Павловны, но гуманитарный стандарт изменится!
– Как изменится? – спросила она, не поняв, кто такая Вера Павловна и как она, разнервничавшись, прозевала это имя в диалоге.
– Вырастут новые люди. Такие, как мои студенты. Они по ночам вкалывают, бизнесом занимаются, кормят перепуганных родителей.
– Горяев тоже новый, он страну поворачивает. Пусть даже в дорогих часах. Но никто этого не понимает.
– Я понимаю. Он тоже новый человек. Хотя и продолжатель номенклатурной традиции со всеми её прибамбасами.
– Его отец преподавал на Арбате математику, а умер зеком карельского лагеря…
– А выглядит генетически лощёным.
И у Вали сжалось сердце, потому что в последнюю встречу в Думе Виктор выглядел каким угодно, только не лощёным.
– Такую нищету в поездках видела… – с горечью сказала она, когда легли. – Про деревенских уже молчу, считают коммунистов заступниками, а тут им в морду коробку с поллимоном долларов!
– Ошибаешься про заступничество. Им бабки-деды рассказывали, как коммунисты уничтожали деревню. Про отработочную повинность, натурально-продуктовую и денежную, – перечислил Денис. – В колхозе с шестнадцати до пенсии, пока Сталин не умер, было сто пятьдесят трудодней в год для женщин и двести для мужчин. Гужевые и строительные отработки, и лесоповал, и ремонт дорог.
– Бабушка рассказывала, что бабы в войну впрягались в плуг вместо лошадей…
– Я про повинность до войны, с тридцатых. А с тысяча девятьсот сорок восьмого года каждый колхозный двор сдавал государству столько мяса, молока, шерсти, овощей, что сами сидели голодными.
– Это я слышала. Бабушка пела частушку:
Птицефабрика стоит, и вторая строится,
А колхозник видит яйца, когда в бане моется…
– Ещё их, как всех, заставляли покупать облигации госзаймов и платить «добровольные сборы».
Про облигации Валя знала от матери, они с отцом привезли с похорон бабушки целую сумку облигаций, потом отец их пропил. Таскал по одной, а ему за это наливали.
– Плюс налог на рыбалку, налог на холостяков, малодетных, на собак, на транспортные средства, велосипеды и так далее. Иначе штрафы и высылка. Потому и паспорта не давали, чтоб из деревень не бежали. Нам старушка в экспедиции пела частушку:
Если б не было зимы,
Не было бы холода,
Если б не было колхозов,
Не было бы голода…
Утром на сотовый позвонила Катя:
– Адка говорит, ты требуешь передачу про какое-то насилие.
– Про сексуальное, – сквозь сон ответила Валя. – И чтоб эксперты: мент, психолог и гинеколог.
– Поняла, конфетку сделаю, Смитиха от зависти облысеет.
– Кать, что там с коробкой из-под ксерокса?
– Коржик решил подставить Рыжего, но сработал топорно, – пояснила Катя. – Ты-то чего паришься? Ты таких денег даже во сне не увидишь!
– Почему они против выборов?
– Коржик, Барсучок и Сосковец боятся, что Ельцин либо выборы не выиграет, либо помрёт по дороге. Хотят поменять Конституцию и прикрыть КПРФ. А Чубайс с олигархами, которые финансируют штаб, за выборы. Вот и бодаются.
– Кать, они новый путч не устроят?
– Уже нет. Лебедь уже прорычал журналистам, что любой мятеж будет подавлен предельно жестоко…
– Лебедь???
– Его позавчера в обмен на сдачу голосов Ельцину назначили секретарём Совета безопасности.
– Виктор говорил, что сценарий про Лебедя придумал Олег Вите.
– Кстати, этот Вите не был в передаче ни разу. Адка к нему ездит, доит его мозги, а на съёмку не зовёт…
– Кать, как можно отменить выборы?
– Стрелять по Белому дому закон разрешил и тут бы не подавился. Так что празднуем отставки, и второй тур осеняет нас своим крылом. А ещё Адка просит тебя поторговать лицом на мероприятии.
Катя положила трубку, и Валя пошла в кухню, где завтракали Денис с Вадиком.
– Судя по твоим глазам, есть новости, – заметил Денис.
– Пришел Илларион – дурную траву из поля вон! Катя говорит, всё уладилось, но про коробку от ксерокса я до конца не поняла. Домой меня отвезёшь?
Заезжая домой, Валя теперь выходила из машины так, чтобы пройтись через парк. Надрываясь, цвели яблони, сирень и каштаны, поляны розовели от клевера, голубели от
