– Прикинь, Валёк, выучусь я на юриста, и чё? Напарники мои Лужу и Черкизон окормляют, миллионерами стали. Бабло пакетами с Пугачёвой или с Микки-Маусом носят! Ногами его туда утрамбовывают!

– Почему с Пугачёвой или с Микки-Маусом?

– Это ща самые крутые пакеты. Один меня с собой взял: идёт мимо киосков и пакет подставляет. Они ссориться с ним не хотят, сыплют туда и лыбятся. Так и твои ходят с коробкой из-под ксерокса, и им сыплют.

– В коробку из-под ксерокса сыплют, потому что не хотят коммунистов. Мой, ну, можно считать, муж… говорит, лет через пятнадцать кончится растопырка и распальцовка, появятся новые люди, для которых деньги будут не главное.

– Питаться будут из тюбиков, а размножаться почкованием, – хмыкнул Тёма.

Соседи перед подъездом Дениса испытали очередной культурный шок, когда Валя вылезла из ментовского газика и, прощаясь, поцеловала мента в щёчку.

А тот закричал в окно:

– Стой, Валёк! Автограф забыл для начальника, он мне за это тачку дал, тебя развозить!

И протянул в окно ручку и книгу Лебедева, где Валя крупно написала на обложке: «Здесь нет ни слова правды! Валентина Лебедева».

На следующий день наметили рекламную съёмку итальянской мебели. В оговорённом месте Валю встретил гламурный молодой человек.

– Здравствуйте, я – Тони, имиджмейкер.

– Тони? – уточнила Валя.

– Вообще, Антон, но все зовут Тони. Будем работать в дизайн-студии «Гляссе», а костюм здесь, тут аренда для балов.

По неметёной лестнице в окурках и кошачьих какашках спустились в подвал большого дома. Благоухающий Тони напоминал только что собранный букет в хрустящем целлофане и с лестницей категорически не гармонировал.

В киношной костюмерной Валя была, когда снималась с Лебедевым в сказке. То был целый город нарядов, охраняемый от мышей двумя боевитыми кошками. А пожилая костюмерша рассказывала о каждом из платьев:

– Руками стираю, их в машину нельзя. Там вином залили, тут под мышкой порвали. Ну, тесно тебе, терпи, ты ж в костюме. А это чёрт. Шили на худенького, а сейчас все черти пожилые с брюшками. Последний раз в боках распорола, вниз чёрную футболку надел, да и прошло! Никто не заметил! Чёрт себе и чёрт!

Валя тогда стояла перед огромным зеркалом в своём сказочном сарафане, а пожилая костюмерша ползала по полу, что-то подшивала на подоле и озабоченно щурилась.

Как дочь ткачихи, Валя восхищалась людьми, дружившими с тряпочным миром, знающим, как гладить, стирать, как сохранить вещь новой до старости. Она и сейчас предвкушала сладкую атмосферу застойной костюмерной.

Но в глубоком подвале, куда привёл Тони, в длинном помещении бомбоубежища на железных трубах вплотную друг к другу, тесно, как книги на полке, страдали театральные костюмы.

– Заказ на королеву Кристину, – предупредил Тони. – Какой-то там лохматый век.

– А где она была?

– В Швеции.

Скандинавия отовсюду подмигивала Вале своим угрюмым глазом. Почему именно Скандинавия, можно было спросить у однокурсницы по духовному университету ясновидящей Марины.

Но Валя не знала языка, на котором про это спрашивают, а Марина не знала языка, на котором про это отвечают. И обе помнили слова Льва Андроновича, что если информация не нашла вас сама, значит, она вам не нужна.

– Если мебель итальянская, почему королева шведская? – не поняла Валя.

– Жене хозяина мебели нравится фильм про Кристину. Типа она влюбилась, отвязалась, отказалась от короны. В конце концов, что нам до этой Кристины, если за неё башляют? У новых русских и не такие прихоти бывают.

– Какие самые частые?

– Напялить царскую одежду, и чтоб в ней на портретах, в скульптурах, на видео. На балы так одеваются, бумажонки покупают, что князья, графья, на стенку их вешают. – Он ходил между рядами костюмов, выискивая нужный. – Вот он.

Стал сражаться с шеренгой вжавшихся друг в друга платьев, одолел их и вытащил что-то громоздкое из синей ткани.

– А где зеркало?

– Зеркала нет. Я по образованию театральный художник, буду вашим зеркалом.

Валя понимала, что получится клюква, почище рекламного ролика с водой. Но с другой стороны, две тысячи долларов и Денису приятно увидеть её в историческом костюме. Платье было с кружевными вставками и юбкой с тяжеленным кринолином.

Снятое с вешалки, оно расправлялось, распрямлялось и хорошело с каждой секундой. Валя впервые держала в руках кринолин и удивлялась, как грубо его железяки подшиты к нижней юбке.

– Цвет ваш, – обрадовался Тони. – Раздевайтесь, не стесняйтесь, будем мерить.

Но Валя почему-то и так не стеснялась, хотя раньше бы умерла со стыда. Разделась до белья, стала залезать в платье, подставленное Тони. Когда оно с большим трудом «село», сжав Валю, как клешнями, Тони зашнуровал его сзади.

Оказалось, тяжеленный в руках кринолин ничего не весит на теле. К тому же так правильно нагружает мышцы, что выпрямляет спину и провоцирует всё время пританцовывать и крутить бёдрами.

Вспомнила и питейное заведение на самой узкой стокгольмской улочке, куда прятались мужья, потому что кринолины не давали пройти сюда жёнам.

– Точно на вас! Павлина придумал в масть к этому платью. В зоопарке договорился, а хозяин «Гляссе» сказал, что нагадит и пол исцарапает, – пожаловался Тони.

Потом долго и любовно складывал платье в огромную картонную коробку, привязывал коробку на крышу старенького «рено», а Валя пошутила:

– Коробка не от ксерокса?

– Почему от ксерокса? – не понял Тони, он жил совсем в другом мире. – Торговец косметикой дал.

Заказчиками мебельной студии «Гляссе» были новые русские, и выглядела она совершеннейшим безумием.

Валя, ужасаясь, обошла африканские сексодромы с чёрными божками в изголовье, стеклянно-железное техно, кудрявых «людовиков», арабские спальни с инкрустацией, обтянутые американским флагом диваны и чучела крокодила на трюмо из розовой пластмассы…

– А где итальянская мебель? – спросила она.

– Мы её потом подклеим, – ответил Тони.

Пришла визажистка, стала гримировать Валю и спрашивать Тони:

– А веки они тогда красили? А на ихних картинах глаза подчёркнуты или провалены? Ресницы клеим? Мы всегда с клееными работаем, очень искренне получается.

Потом пришла грубоватая парикмахерша, стала рисовать на салфетках варианты причёски, а Тони браковал их одну за другой, пока не утвердил ту, для которой побежал к метро за белыми цветами и картоном.

Вале на голову поставили собранную из картона трубу, именуемую «базой», обернули её волосами и натыкали живых цветов. Глядя на себя в зеркало, Валя удивилась – вид был царственный.

– Жена хозяина дура дурой, Грету Гарбо в американском фильме видела, говорит, волосы у Кристины короткие! – усмехнулся Тони. – Представляете?

Туфли, подобранные им под костюм, конечно, оказались маловаты. В них было очень больно сидеть и невозможно стоять. А требовались кадры, где Валя выглядывает из-за занавески, гладит павлина, читает свиток, пьёт из кубка вино.

Оказалось, фотограф давно пьёт