Но тот вдруг развернулся и по его телу, как ртуть, растеклись серебряные, отделанные чернью доспехи с загадочными письменами, за спиной распахнулись огромные чёрные крылья с пышными перьями, а волосы, выскользнув из перевязи, разлились по плечам волнистыми локонами. Гневный взгляд сверкающих зелёных глаз из-под огненных ресниц заставил старого жреца отшатнуться и в ужасе рухнуть на колени.

— Прости, господин, я не узнал тебя! — возопил Арус. — Я заслужил наказание!

— Точно! — согласился Ангел Тьмы и опустился на пол. Приблизившись к старику, он какое-то время смотрел на него сверху вниз, а потом улыбнулся. — Но я не сержусь. Ты правильно делаешь, что защищаешь мой храм и не позволяешь никому колдовать здесь. И то, что ты хранишь мои сокровища, тоже извиняет твою оплошность, а посему…

Он взмахнул рукой, и чёрные свечи разлетелись и заняли свои места в шандалах. Статуя снова потонула во мраке, но, подняв голову, старик увидел возвышавшегося над ним Ангела Тьмы, только его длинный меч был в ножнах, а левая рука спокойно лежала на эфесе.

— Вставай, старик, — проговорил Ангел Тьмы. Он сдёрнул перчатки и сунул их за чеканный пояс, и старик убедился, что руки у него белые, изящные и в то же время сильные, а на безымянном пальце правой руки маслянисто поблескивал перстень-печатка со вставкой из чёрного опала. — Теперь скажи мне, исполнялись ли просьбы приходивших ко мне в моё отсутствие?

— Часто, — кивнул старик, поднимаясь, но принимая согбенную позу. — В зависимости от ценности пожертвований. Иногда всё исполнялось само собой, когда молитвы были полны рвения и страсти, но иногда… нам приходилось помогать… во славу вашу.

— То есть, у вас здесь есть наёмные убийцы? Не стесняйся, это нормально. Здесь не храм какого-нибудь врачевателя или покровительницы домашнего очага. И шпионов вы тоже держите?

— Во славу вашу, — ещё ниже склонился старик.

— Похвально, — в тот же миг его крылья пропали, а плечи окутали обрывки тьмы, превратившись в чёрный бархатный плащ с капюшоном, который мягкими складками лёг на голову, скрыв лицо. — Я хочу выслушать их и задать им вопросы. Им незачем знать, кто я, но они должны быть честны со мной. Предупреди, что их мысли открыты передо мной, как книги.

— Я созову их в зале ритуалов.

— Нет. У тебя есть место, где ты сам занимаешься делами, читаешь книги, пишешь письма?

— Моя келья достаточно укромна и уютна, господин! Там есть стол и кресло для вас и стул для шпиона, которого вы будете допрашивать, если вы позволите ему сесть.

— Позволю, почему ж нет? А пока я буду говорить с ними, найди суму побольше и наполни её монетами разного достоинства. Мне нужно экипировать моё воинство, которое ждёт меня на юге.

— Вы хотите завоевать этот мир? — воскликнул старик, и в его голосе послышалась радость.

— Это будет не скоро, — проговорил Ангел Тьмы. — Поступь моих воинов тиха, дела их тайны. Но придёт день, когда два дракона: золотой и серебряный вонзятся в небо, и это будет означать победу… И верни мне перстень. Он мне пригодится. К тому же было б несправедливо оставить его тебе, потому что на нём лежит заклятие смерти.

— Да-да, — старик поспешно выложил перстень с изумрудом на бледную ладонь своего повелителя, а потом снова поклонился и поспешил куда-то во тьму за алтарь, где была спрятана дверь, ведущая в задние помещения храма.

— Ах да, чуть не забыл… — замешкался Ангел Тьмы и протянул руку в сторону серого изваяния с перепончатыми крыльями.

С его белых пальцев сорвалась голубая молния, которая стремительно пролетела через зал, превратившись в голубой мерцающий шар. Он ударил в уродливую статую и взорвал её, превратив в груду осколков, на которых плясали, быстро угасая, голубоватые язычки пламени. Удовлетворённо кивнув, он снова повернулся к перепуганному старику.

«И всё равно я чувствую себя самозванцем, — отметил про себя Джулиан МакЛарен, следуя за стариком. — Теряю квалификацию…»

Глава 11

В это время на вершине Грозовой горы бушевала буря. В этом не было ничего странного, потому она и называлась грозовой. Чёрные стены замка, сложенные из ничем не скрепленных камней, были напитаны влагой. Чёрные башни, вечно погружённые в кипящие недра клубящихся туч, притягивали бесконечные потоки молний. Гул ветра, шум ливня и раскаты грома сливались в бесконечную унылую песню, которая разлеталась и, отталкиваясь от отвесных стен окружающих скал, заполняла всё вокруг.

Четыре башни острыми клыками вонзались в тучи и терялись в них, и на вершине одной, самой высокой из них, стоял человек. Он вслушивался в голос бури и его узкие голубые глаза вглядывались в бушующий мрак. Молнии били в камни вокруг, но не в него. Потоки дождя обрушивались сверху, просачиваясь внутрь замка сквозь щели между камнями, но на его бледное лицо и чёрные, чуть вьющиеся волосы не упало ни капли. Только ветер трепал его широкий плащ, делая его похожим на крылья большой встревоженной птицы. Здесь, на вершине башни он мог на время остаться один, не слышать шёпотов и криков, мольбы и проклятий, которые преследовали его на этой планете. Здесь он мог немного отдохнуть, тем более что неистовствующая стихия, окружавшая его, наполняла его душу и тело бодрящей первобытной энергией, заставляла вскипать кровь и веселила, словно и она была подвластна ему. Быть может, так и было, но власть над стихией не слишком интересовала его. Он вслушивался в рокот грома и слышал в нём биение сердца, доносящееся из глубин горы, спокойное, размеренное и тихое, и в этом звуке было больше жизни, чем во всех ураганах этой сумасшедшей планеты. На его лице мелькнула улыбка. И в этот миг к отчаянному вою ветра присоединился истошный вопль, прозвучавший снизу, из самых дальних помещений замка.

Бен Олдридж резко обернулся и прислушался, а потом быстро подошёл к люку в полу и начал спускаться по скользким ступеням винтовой лестницы, по которым бежали потоки дождевой воды. Вскоре эти потоки начали иссякать, уходя по широким желобам вниз, к подножью замка, где превращались в бурные ручьи, собирающиеся в ущелье между скал в широкую горную реку, сбегающую по каменному ложу куда-то вниз, в долину.

Какое-то время с потолка ещё падали отдельные капли, и их звук сливался в постепенно стихающую барабанную дробь. Чем ниже он спускался, тем тише становилось вокруг. Длинные запутанные коридоры соединяли высокие гулкие залы, крутые лестницы становились всё шире и, наконец, он вышел на площадку, откуда широкие ступени вели в большой холл.