и содействовать немцам будут многие сотни тысяч граждан «первого государства рабочих и крестьян», а часть из них наденут форму противника и будут воевать против партизан и Красной армии в составе всевозможных команд и отрядов, созданных под эгидой вермахта и СС. Уже в конце 1941 г. стало заметно, что против «народных мстителей» действуют не только немецкие войска, выделенные для поддержания порядка в тылу, но и подразделения, сформированные из граждан Советского Союза.

В отношении коллаборационистов и членов их семей — на первом этапе войны — советские патриоты проводили репрессии и физически уничтожали пронемецки настроенных граждан. Белорусская исследовательница Е. Агеева отмечает: «Партизаны не церемонились с теми, кого они считали предателями. Измена искоренялась “огнем и мечом”. Расстрелять старосту, другого представителя оккупационной администрации или полицейского для многих ушедших в леса повстанцев была жестокой, но справедливой мерой»[686].

К суровой и беспощадной расправе над изменниками социалистического отечества призывала и пропаганда. К примеру, Илья Эренбург в январе 1942 г. опубликовал в «Красной Звезде» очерк «Смерть предателям», в котором в характерной для него несколько истеричной манере писал: «Для газет, для виселиц, для газовых вод и лавок с краденным добром немцам нужны люди. Нашлось в нашей необъятной стране несколько тысяч предателей. Они стали “бургомистрами”, “старостами”, доносчиками и тюремщиками. Человек утром торгует ананасной водой, а вечером вешает, утром он пишет статейки для немецкой газеты, вечером строчит доносы… Уничтожая палачей, мы не забудем об их лакеях. Иуды не уйдут от смерти… Нет для тебя чересчур сурового суда… За тобой гонятся мертвые. Твоей смерти требуют сожженные города»[687].

Привыкшие к большевистскому новоязу и умеющие читать между строк понимали, что если о проблеме измены стала открыто писать советская пресса, то это явление начало приобретать действительно массовый характер, и речь может идти отнюдь не о «нескольких тысячах предателей».

Орган Бобруйского подпольного районного комитета большевистской партии, газета «Бобруйский партизан», писала: «Продажный писака Бобров, выбиваясь “в люди”, на задних лапках выслуживается перед своими хозяевами, поэтому ему в своих листовках… приходится “говорить по душам, кусочками правды из Бобруйска” и этим зарабатывать себе на жизнь. Упрекать партизан в том, что они убивают “простых русских людей” и приводить примеры “расправы” над полицейскими — это не довод. Полицейские и прочие предатели перестали быть русскими людьми. Это выродки, продавшие свою шкуру немецким фашистам. Правда, многие из полицейских уже поняли это и бросают свою службу, но многие еще ждут партизанской или красноармейской пули»[688].

Представитель Центрального штаба партизанского движения на Калининском фронте, член Военного совета фронта И. Рыжиков в своем выступлении в июне 1943 г. констатировал: «Советские люди с презрением относятся к предателям из числа уголовников, кулаков и прочей сволочи, “обиженной” Советской властью и ставшей на службу врагу в полиции, старостами и т. п., всеми мерами выявляют их, уничтожают сами или помогают уничтожать их партизанам. Значительная часть полицейских, обагрив свои руки кровью партизан и населения, боясь жестокой мести партизан, не идут к ним, но ждут прихода Красной армии, чтобы перейти на ее сторону и сдаться на милость победителей»[689].

Действительно, лояльные советские граждане, ушедшие в партизанские отряды, развернули настоящий террор против лиц, так или иначе помогавших оккупационному режиму.

В сводке Ленинградского штаба партизанского движения от 1 июля 1943 г. сообщалось: «Убито и ранено 598 солдат и офицеров так называемой “Русской освободительной армии”, а также перебито в боях и расстреляно 100 полицейских и 30 предателей». В районе действий 5-й партизанской бригады (Ленинградская область) в июле 1943 г. были расстреляны 95 человек «из числа пособников и предателей». Согласно докладной записке командира бригады К.Д. Карицкого, среди них были: «Гестаповцев — 15 человек, полицейских — 7 человек, террористов — 1 человек, агентов полиции — 72 человека. Имущество расстрелянных конфисковывалось, дома сжигались…» Всего же только в сфере деятельности этой бригады за 1943 г. были ликвидированы 687 человек[690].

Согласно отчету 708-й группы тайной полевой полиции (ГФП), в декабре 1942 г. партизанские отряды, дислоцировавшиеся в Хинельских лесах, расстреляли 765 человек, в первую очередь старост, полицейских и членов их семей[691].

Лишь иногда для наказания предателей использовалась процедура суда. Правовая база для наказания изменников в Уголовном кодексе РСФСР существовала с довоенных времен в виде 58-й статьи, предусматривавшей ответственность за контрреволюционную деятельность. В качестве меры предусматривался расстрел с конфискацией имущества, либо 10 лет заключения с конфискацией имущества. Очевидно, что в условиях войны советскому руководству подобные санкции показались недостаточными. Поэтому 19 апреля 1943 г. вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников Родины из числа советских граждан и для их пособников». Этот закон предусматривал в качестве основного наказания смертную казнь через повешение, дабы «такими мероприятиями наглядно удовлетворялось справедливое чувство мести со стороны населения к немецко-фашистским злодеям и их прислужникам»[692]. В соответствии с Указом, принимать эту чрезвычайную меру могли только специально учреждаемые военно-полевые суды, которые действовали при дивизиях и корпусах Красной армии. В состав этих судов входили председатель военного трибунала, начальники политотделов и отделов контрразведки «Смерш». Утверждались приговоры командирами соединений[693].

Считается, что первым коллаборационистом, приговоренным к повешению, согласно этому Указу, стал начальник полицейского управления Армавира Петр Александрович Сосновский. Приговор был оглашен 27 июня 1943 г. военно-полевым судом 55-й стрелковой дивизии. Перед казнью перед собравшимися жителями выступил военный прокурор соединения и пять местных граждан, в том числе две женщины, родственники которых были расстреляны полицией. Рядом с виселицей был помещен плакат с надписью, пояснявшей, за что Сосновский предан смертной казни[694].

С определенного момента советская тактика по ликвидации вооруженных коллаборационистских формирований стала меняться. Ставка постепенно была сделана не на жестокое и беспощадное уничтожение изменников, а на работу по внедрению агентуры в подразделения предателей, с целью разложить их изнутри и склонить к переходу на советскую сторону с возможностью искупить вину. Следует однако отметить, что, даже вступив в партизанский отряд, вчерашние коллаборационисты, решившие покаяться перед советским государством, как правило, не пользовались доверием, и после войны (а часто — еще до окончания боевых действий) многие из них были арестованы органами госбезопасности СССР. Часто причиной этому было недоверие власти по отношению к этой категории лиц, которых подозревали в шпионаже, двойной игре и т. д.

Еще 28 сентября 1942 г. начальник Центрального штаба партизанского движения (ЦШПД) П.К. Пономаренко дал указания начальнику Белорусского штаба партизанского движения (БШПД) П.З. Калинину о том, чтобы,