— Об это никто не знал. И однажды я выкрал кошку у старой соседки и зарезал её канцелярским ножом, — на этих словах он надрывно зарыдал, опустив голову, и я ощущала, как искренне он сокрушается из-за этого. Я подошла поближе и села на холодный пол напротив парня, с трудом сдерживая собственные слёзы. — Джунён увидел, как я играюсь с мёртвым телом бедного животного. Хоть мы и близнецы, мой брат даже в этом возрасте опекал меня. И тогда он вымыл мне руки, отобрал нож и взял с меня обещание, что я перестану так поступать и никому об этом не расскажу. Мне впервые стало стыдно за свою жестокость. Это должно было стать нашим маленьким секретом, но он раскрылся, когда к отцу пришла соседка и они вместе стали искать кота на игровой площадке. В то время, когда Джунён закапывал труп кота. А затем отец узнал от соседских детей, что видели, как он и раньше мучил животных. И Джунён признался во всём. В измученных полумёртвых лягушках, в воробьях с раненными крыльями, в дворовом псе, который от страха стал лаять на детей, хотя раньше был очень безобидным и дружелюбным, — он говорил, а слёзы без остановки текли из его глаз, и я просто не могла предположить, что Джунён так любил своего брата, что взял на себя всю его вину.

Я видела во влажных глазах Боёна сожаление и вину перед братом, и ждала продолжения его признаний, надеясь услышать ту самую причину, расколовшую их связь. Но телефонный звонок быстро привёл парня в чувства, и он, не колеблясь, взял трубку, чуть слышно прокашлявшись в кулак.

— Слушаю, Бора, — ответил он, вытирая щёки от слёз и стараясь привести дыхание в порядок. — Понятно. Уже полночь, Бора, отдыхай. Завтра утром решим, что делать с переводчиком, — на этих словах он посмотрел в мою сторону, заставляя прятать взгляд. Быстро же он забыл про мёртвого кота. — В крайнем случае, вернём Бёнхи. Сократим средства для некоторых проектов, что поделать. Эта поездка не менее важна. Нет, Бора, я не урежу вам зарплату, она у вас итак мизерная. Всё, спокойной ночи.

Я начинаю ненавидеть свою совесть, так как мне казалось, что Боён говорит не со своей секретаршей, а обращается лично ко мне, говоря, что из-за моего отказа им придётся нанять дорогого переводчика и заплатить ему из денег, на которые можно купить плюшевых игрушек целому сиротскому приюту. Но я не хотела так быстро вестись на его провокацию, да и все мысли были забиты Джунёном и теми животными. Однако Боён не собирался продолжать свой рассказ, так как медленно вставал на ноги, молча вытирая пальцами глаза. Он посмотрел на меня сверху вниз и протянул ладонь, за которую я не сразу ухватилась.

— Прости меня за сегодняшнее, — тихо произнёс он, когда я встала на ноги с надеждой услышать продолжения исповеди, и мне казалось, что извинился он только из вежливости.

Взгляд парня был таким же обиженным и разочарованным, и у меня в голове не укладывалось, что этот человек в детстве был монстром. А ведь Боён мог вырасти серийным убийцей. Если, конечно, уже не является таковым.

— Спокойной ночи, Боён, — пролепетала я, быстро отбрасывая эти дурацкие мысли, но всё же поторопилась к своей квартире, замечая, как трясутся руки, пытающиеся торопливо засунуть ключ в замочную скважину.

***

Я могла понять, почему Боён считает, что работа спасает его от расстройства. Придя в офис редакции и с серьёзным настроем сев за перевод, я подметила, что редко думаю о близнецах. Словно их нет в моей жизни. И так бы продолжалось до конца рабочего дня, к которому, по моим планам, я собиралась перевести две маленькие статьи, но появление Хёну, нос которого был в гипсе, а сам он очень медленными шагами направлялся в сторону кабинета редактора, заставило меня быстро забыть о работе. Коллеги по одному подходили к нему, называя героем, что смог прийти на работу после такой аварии, а я даже на ноги не могла встать, уставившись в его сторону виноватым взглядом. Знаю, Хёну любит внимание и пришёл он на работу, чтобы покрасоваться перед шефом, ведь у него впереди ещё целая неделя больничного. Но это не умаляло везде преследующего меня чувства вины, и я быстро опустила взгляд к монитору ноутбука, когда увидела, что блондин смотрит в мою сторону. В этот момент мне захотелось исчезнуть, так как я сидела на месте Хёну, делая работу, за которую платят ему. На самом деле, я должна гордо вскинуть голову и всем видом показать парню, что я не хуже него, раз удачно справляюсь с его задачей, но тот факт, что он в этом состоянии из-за меня, не позволял мне даже дышать в его сторону.

— Удобное кресло, да, Сонхи? — усмехнулся он, встав надо мной, и я чуть не вскрикнула от неожиданности.

Сердце учащённо забилось, словно я сейчас не статью переводила, а воровством занималась.

— Д-да, — с трудом кивнула я, не решаясь поднять на него глаза, пока этот придурок бесстыдно улыбался, поглаживая загипсованный нос. — Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась я, не зная, чем ещё заполнить эту молчаливую паузу, в которую я должна была встать на ноги и передать работу Хёну.

— Если не считать того, что травлюсь горькими лекарствами, не высыпаюсь, так как неудобно спать, и до смерти боюсь чихнуть или кашлянуть, ведь это безумно больно, — то всё просто wunderbar, — он широко улыбнулся, и мне хотелось улыбнуться ему в ответ, проигнорировав его жалобы, раз всё по-немецки чудесно.

Но я лишь опустила удручённый взгляд и встала на ноги, думая о том, что моя карьера в этой редакции закончена. Даже если я думала, что смогу работать бок о бок с Хёну, сам парень мне не позволит этого сделать.

— Я почти закончила перевод второй статьи, которая о брачных разводах. В принципе, если Джунён тебе мозги не пришиб, то ты не изменишь себе и заново переведёшь обе статьи, — проговорила спокойно, словно в этом нет ничего такого.

Сам парень явно не ожидал подобных слов от меня и перестал улыбаться, медленно опускаясь на кресло. Я, конечно, не думала, что могу обидеть его, просто решила потешиться перед уходом, но побледневшее лицо Хёну, колени которого сильно дрожали, быстро заставили меня пожалеть о своих необдуманных словах. Он смотрел на меня испуганным взглядом и, когда я положила ладонь на его плечо, резко встал на ноги, негромко охнув от боли.

— Я лучше… пойду, — пробормотал он, ухватившись за бок. — Прости меня, честно. Только не говори ему, что я…

— Хёну, — я встала перед ним, начиная злиться. Не на однокурсника, а на саму себя, раз ещё не убедила его в том, что ему нечего бояться. — Всё хорошо, я не собираюсь жаловаться Джунёну. Поверь мне. Он сейчас… очень далеко и ничего тебе не сделает. Я обещаю, — говорила я успокаивающим тоном и даже улыбнулась уголками губ, кивая собственным словам.

У парня была травма, и, конечно же, в этом моя вина. Он несколько секунд молча смотрел, затаив дыхание, а потом прикусил нижнюю губу.

— Да, хорошо, — медленно кивнул он, но продолжал выглядеть испуганным. — Всё равно прости. Можешь сесть в моё кресло, ты такой же работник, как и я, — проговорил он с натянутой улыбкой, а я знала, что он неискренен.

Настоящий Хёну не был бы со мной мил. Он просто боялся, что я щёлкну пальцем и Джунён в ту же секунду разорвёт его на части. Мне стало тошно от этих мыслей, даже в шутку представлять их неприятно. Я тяжело вздохнула, отрицательно покачав головой, и забрала свою сумочку с письменного стола.