Шрифт:
Закладка:
Третий все это время лишь молча следил за размышлениями Курта. Как только тот закончил, он еще некоторое время думал: стоит ли дальше лгать – или же рассказать правду? Оба варианта казались ему дорогой в один конец. Поэтому он просто выстрелил несколько раз в компьютер, прямо в монитор сверху, тем самым разбив экран и все внутренние платы. После чего обратился уже иным тоном:
– Я не обязан отчитываться перед тобой. Но я понимаю твое смятение. Нам было приказано вернуться – значит, возвращаемся. Обещаю, что никому из вас вреда не нанесу.
Третий протянул пистолет рукояткой вперед. Ошеломленный Курт медленно взял его свободной рукой, глядя то на оружие, то на хладнокровного Третьего. Еще секунд десять они молча оценивали друг друга, один ждал дальнейших действий так, словно и не произошло ничего странного, второй же прокручивал в голове кучу вопросов, все время утыкаясь в знание, что ответов ему не дадут. Курт хотел сказать, просто сказать, что если кто-то пострадает из-за нынешнего положения, то именно Третий будет в ответе, ибо тем или иным способом его причастность имеет место быть. Но, к сожалению, они стояли на месте слишком долго. Ужасный крик – скорее, даже нечеловеческий вопль – раздался позади Курта, там, за глухой дверью напротив входа в этот кабинет. На лице Третьего чрезмерная холодная самоуверенность сменилась вполне живым человеческим страхом. Крик этот разносился вокруг них, после чего створки, куда они только-только уставили свои взгляды, не выдержав натиска, выломались. Длинные веревки – нечто близкое к змеям – устремились сгустком в сторону Курта, но тот успел откинуться в сторону, выронив от страха оружие и непроизвольно дав им полный доступ к телу Третьего. Черно-красные тонкие змеи обвили его всего и начали уверенно утаскивать вовнутрь черного помещения, где прятался владелец. Курт схватил Третьего за руки, пытаясь удержать.
– Помоги мне, пожалуйста, помоги!..
Тот кричал, ему было страшно, вся уверенность испарилась без следа. Курт держал его за обе руки на вытянутых своих, стараясь тянуть на себя, но невиданный монстр тащил и тащил. Курт уперся левой ногой в косяк двери, и это помогло замедлить поглощение. Все происходило очень быстро. Третий смотрел на него в оба глаза, совершенно не скрывая безумного страха.
– Держись! Достану нож!
Курт смог левой рукой удерживать Третьего и, достав нож правой, начал резать эти веревки в крайне неудобной позе. Некоторые быстро рубились пополам, заливая все вокруг кровью, некоторые были потолще и легко не давались. Они были все влажные, скользкие, дергались и двигались словно под электричеством, большинство же крепко обхватило Третьего в свои объятия, чуть ли не ломая ему кости. Единственный свет от его фонарика почти всегда упирался в лицо Третьего, который в это время сам постарался достать свой нож, прерывисто крича. Он неожиданно ощутил, как все крепче и крепче они его стягивают, не позволяя даже полноценно двигать рукой, не говоря уже о том, что нож уже недоступен, – большая часть тела обмотана.
– Курт! – Он заставил его отвлечься и посмотреть в смирившиеся глаза. – Я не плохой человек, я не хотел, чтобы с вами что-то случилось.
– О чем ты?
– Передай братьям, что я хороший человек, хороший, слышишь, хороший! Я все делал правильно! Пожалуйста, я хороший человек!
– Нет, нет, нет, даже не смей…
– Сбой связи и взрыв не случайны, все это больше, чем вы все думаете! Нам запретили говорить остальным…
Но Третий не успел ничего договорить. Эти змеи смогли пробраться в костюм и буквально проникнуть внутрь тела через нос, глаза и рот, вызвав кровавый ужас в его маске, как и во всем теле. Впервые в жизни увидев такой ужас, Курт отпустил руки. Его откинуло чуть назад и прямо на пол, парализовав все чувства, отчего он какое-то время не мог даже кричать, не то что думать. Страх перебирал все его косточки, вынуждая бороться как с рвотой, так и с шоком. Все, что он мог, – это взять свой пистолет и выпустить все, что у него было, в ту темноту за выкорчеванными дверьми. Крик монстра вновь дошел до его ушей, но понять, связано это с болью или же с радостью трапезы, было ему невозможно. Курт быстро выбежал обратно в коридор и помчался к Мойре и Анне. Он шел почти все время спиной вперед, его трясло, ужасный образ умирающего Третьего невозможно было выкинуть из головы. Он видел все в его глазах, как тот еще борется за жизнь, как ему страшно, как медленно он стал понимать, что конец неминуем… А потом эти змеи без глаз и рта стали пробираться в его рот и нос, а потом и в глаза. Этот его последний взгляд – Курт все пытается понять, что же он изображал. Раскрытые полностью глаза, немного зеленые, раскрытый зрачок… Курт мотает головой из стороны в сторону, желая выбросить это, но не может. Он плачет, ему больно всем телом, будто бы это он умер, а не Третий.
Курт дошел до двери в читальный зал, но войти туда он пока не может. Не знал, как сказать, что теперь их на одного меньше, как и не знал, стоит ли говорить Мойре и Анне о том, что каким-то образом происходящее сейчас на Векторе и Улье – это не случайности, а некая, как мог он заключить, спланированная акция. Напрашивается простой вывод: если он правильно понял Третьего, раз связь заглушили везде, что практически невозможно с их техникой и масштабом Вектора, Улья и Сферы, значит, кто-то хочет либо прикрыть их работу, избавившись от всех свидетелей и улик, либо, что еще важнее, захватить в своих неизвестных целях Вектор и все наработки с иноземной Жизнью. Происходит настоящая диверсия, рассказать о которой крайне необходимо Наваро, – но опять же, он не знает как.
Привет, Кристина. Я еще не получил от тебя письма, но это я пишу не из-за той или иной причины твоего промедления. Суть кроется вот в каком аспекте моей работы: прибыв на место по указанным руководством координатам, что само по себе выбилось из моего маршрута (но тут не страшно — сказали, чтобы привыкал, обычная практика), так вот, тут, где я сейчас и нахожусь, оказалось, есть заброшенный небольшой аванпост, как указано в инструктаже. Некий сигнал был пойман и мной, словно морзянка или типа того, как мне кажется, но распознавание не выдало никаких результатов. Так вот, он только что пропал, и вроде бы проще отправить зонды и дроны — но я боюсь, что если там кто-то есть, то попросту не успею. А значит, подлечу ближе, высажусь и сам гляну. Я такого еще не делал, но иначе не могу: вдруг там кто-то еле живой, а я тут разглагольствую излишне. Даже письмо сейчас пишу под аудиодиктовку: ранее текстом сам вбивал, но сейчас времени нет. Что я хочу сказать, так это – если что случится, то не ищи меня и не паникуй. Уж риск может и обернуться трагедией, но я уже почти был на грани того, чтобы помереть в космосе. Второй раз буду внимательнее, да и есть у меня предчувствие, что там кто-то может быть, и я единственный его или ее шанс — тут уж не знаю. Такова работа, и сейчас как никогда я рад даже такому риску: сразу чувствуются возвышенная ставка и ценность, а то, блин, раньше, хоть и был риск работы в слесарке или водилой, как-то совсем не так уж и ощущалось, а сейчас это придает ценности, адреналин так и пашет, но я четко понимаю все действия, не беспокойся. Обязательно скажи детям, что папка их любит больше всех в этой жизни, и, надеюсь, ты не будешь, как бывало, называть меня «Алдо», словно я, блин, чужой, а все же «папа». И вот знаешь, я всерьез подумал на фоне этих событий о теме последнего моего письма тебе и… думаю я приму любой твой вариант, да. Почему-то все меньше и меньше мне хочется усложнять и что-то доказывать: типа, блин, почему нельзя просто нормально пожить? Простой и понятной жизнью. Давно это было на самом деле, то работа, то… Боже, как же я рад, что мать уже померла и не знает о том, где я! Хотя она многое ненавидела, та еще была манипулятивная стерва, хотя так неправильно, наверное, говорить, но ты сама знаешь, жизнь она также не любила. Знаешь, если бы не ты и дети, то я и не знаю, что бы со мной было. Батю так и не нашел, мать померла в одиночестве, даже не сказав никому, что болела. Эгоистичная сука, хах, как же много и долго я пытался ей угодить все детство, ты даже не представляешь! Так вот, я не хочу быть таким, для своих детей я и есть тот отец, которому не плевать. Я безумно скучаю по их голосам и им самим. Передай им, что я очень их люблю и горжусь и никогда не брошу. Да, ты уже наверняка ругаешь меня: мол, раз так любишь и прочее, то почему рискуешь жизнью? Проблема в том, что я хочу быть еще и примером, да, потому что у меня не было хорошего примера и, как ты видишь, в жизни я успеха добился мало. Вот, пора восполнять эту несправедливость.
