Нарихира и Юкинари улыбались — очевидно, были рады приличному обществу. Юкинари поглядывал в сторону ширмы. Нарихира, как зрелый муж, обремененный тремя законными женами и бесчисленными подругами среди придворных дам, не обращал внимание на края узорных рукавов, выпущенных из-под ширмы с явным кокетством.

Монах перебежал к другому ситоми, верхняя створка которого была чуточку приоткрыта.

Теперь он видел силуэт женщины за ширмой. Надо признаться, ворох зимних одежд, наброшенных на плечи дамы, не делал ее стройнее. Подол верхнего одеяния она накинула себе на голову, а сверху надела еще и широкополую шляпу, какие носят путешественницы и паломницы. Но волосы, чтобы не спутались, она перекинула на грудь, и они черной рекой стекали на пол.

Легкая судорога пальцев опять напомнила — ночная нечисть рядом!

Бэнкей обошел усадьбу по галерее, соскочил наземь и обул свои соломенные варадзи. Возможно, где-то поблизости притаился фальшивый гадальщик.

Кэраи негромко переговаривались, устраиваясь под навесом на ночлег.

Наступила ночь.

* * *

Бэнкей сидел на помосте, свесив ноги, и слушал флейту. Очевидно, хозяин усадьбы знал, как принимать знатных гостей. Флейта умолкла, стихли и голоса. Усадьба погрузилась в сон.

Бэнкей внимательно слушал ночные скрипы и шорохи. Он уловил тяжелые шаги в глубине усадьбы. Затем послышались легкие шаги — кто-то пробежал по скрипучим доскам. Монах ждал.

Створка окна колыхнулась. Кто-то дергал ее, пытаясь выбраться наружу.

Бэнкей прижался к помосту. Сейчас в окне мог появиться враг желтобровая нечисть, или йикининки, или обыкновенный призрак, не нашедший в могиле покоя. Но уж больно долго тот, кто собирался вылезть из усадьбы, не мог управиться с окном.

Прочитав короткое заклинание против злых духов, Бэнкей осторожно отвел рукой створку окна.

И на помост выскочила трехцветная кошка.

Бэнкей охнул — про оборотня-то он и забыл! А оборотень сам напомнил о себе, да еще и доверчиво подошел к монаху. Бэнкей протянул к зверьку мощную руку. Зверек потерся об нее мордочкой. И тут Бэнкей понял, что имел в виду тэнгу, утверждая, что этот оборотень не таит в себе зла.

В прикосновении была нежность, и только.

Оборотень посмотрел Бэнкею в глаза и тихо мурлыкнул.

— Ты чего-то хочешь от меня? — шепотом спросил Бэнкей. — Разве тебя не покормили?

Тогда оборотень соскочил наземь, пробежал несколько шагов, обернулся и снова посмотрел монаху в глаза. Он звал за собой!

— Никуда не пойду, — отвечал монах. — Мало ли что ты затеваешь? Мне и глядеть-то на тебя не положено.

Трехцветная кошка вернулась, прыгнула на помост и, встав на задние лапки, положила передние на плечо монаху. Он услышал тихий-тихий стон. Оборотень предупреждал… но о чем?

— Пошли, — сказал Бэнкей, беря посох. — Хоть ты и нечистый дух, а попробую-ка я тебя послушаться. Но гляди у меня!

Кошка побежала перед ним, не оборачиваясь, уверенная, что монах идет следом. Она завернула за угол усадьбы, обогнула водоем и углубилась в заросли кустарника хаги, давно не видевшие ножа садовника. Понемногу ее походка изменилась, зверек уже не шел, а крался, приникая к земле, метя снег пушистым хвостом. Бэнкей пробрался следом за оборотнем на полянку и не сумел сдержать крика.

Посреди крошечной поляны лежали пять обезглавленных тел.

В лунных лучах он явственно их видел.

Это были четверо мужчин и женщина.

Троих он опознал по одежде — благообразного старика, красивого юношу и фальшивого гадальщика. Четвертый мужчина был огромен ростом и желтой короткой одеждой напоминал погонщика быков. Женщина, очевидно, была та, что сидела за ширмой.

Странное дело — пятеро обезглавленных тел лежали на поляне, а головы куда-то подевались, да и крови, которая должна была обильно окрасить снег, Бэнкей не видел. И если неведомый убийца казнил пятерых, собрав их в одном месте, то почему все это совершилось в полнейшей тишине?

Кошка уверенно подошла к гадальщику, которого сейчас странно было бы называть желтобровой нечистью, брови вместе с головой пропали неведомо куда. Она остановилась у обрубка шеи, как бы приглашая Бэнкея опуститься на корточки и насладиться жутким зрелищем.

Бэнкей был не из пугливых.

Он присел — и озадаченно поскреб в затылке.

Бэнкей знал, как выглядит шея, с которой только что снесли мечом голову. Она не должна представлять собой ровный срез, сверкающий в лунном свете, словно отполированный. А если срез похож на драгоценное блюдо, то, выходит, перед Бэнкеем — Рокуро-Куби!

— Рокуро-Куби?! — прошептал он изумленно и посмотрел на пушистого оборотня.

Кошка между тем обошла поляну и, присев на задние лапки, чуть приподняв передние, нюхала воздух.

Бэнкей пожалел, что рядом нет насмешника-тэнгу. Сейчас он бы шутить не стал. Однако ямабуси, у которых учился Бэнкей в священных горах Митакэ и Кумано, рассказывали ему и про эту нечисть.

Рокуро-Куби посылает ночью свою голову на поиски пропитания, а пищей ему служит все, что угодно, если только нет человеческого мяса…

— Ты знаешь, куда они полетели? — спросил Бэнкей у оборотня.

Трехцветная кошка повернула острую мордочку к усадьбе. Другого ответа не требовалось.

— Ты сиди здесь, — сказал Бэнкей. — Ты сиди, а я пойду взгляну…

И сам удивился своим словам — он проявил заботу о драгоценном здоровье оборотня!

Если бы все пять Рокуро-Куби уже залетели в дом, Бэнкей наверняка бы услышал шум. А может, и нет. Кэраи спали под навесом, а господ вполне могли опоить сонным зельем.

Приближаясь к лесенке, ведущей на галерею, Бэнкей почувствовал возле своей левой ноги тепло.

Рядом беззвучно шла трехцветная кошка.

Она первой вскочила на помост и опять заглянула в глаза монаху.

— Здесь никого нет, — прислушавшись, ответил он на ее немой вопрос, хотя кошка обладала куда более острым слухом. — Чего ты хочешь?

Кошка села у дверей — даже не села, а собралась в комок, подобрала белые лапки, и всем видом своим показала, что в любое мгновение готова к прыжку.

— Ты будешь охранять усадьбу? — понял Бэнкей. — Значит, Рокуро-Куби туда еще не залетели?

Кошка, понятное дело, словами ничего не ответила. Но пушистый оборотень чуть прижмурил глаза, и Бэнкей понял — это означало «да».

— Я пойду в сад, туда, за павильон, — сказал кошке Бэнкей. — Если услышишь шум драки, постарайся разбудить кэраев.

Кошка отвернулась. Бэнкей мог бы поклясться, что услышал вздох. Стало быть, разбудить кэраев она не могла. И он оказался прав — не обошлось без сонного зелья.

— Основательное же зло припас мне для сражения отец-настоятель… — проворчал Бэнкей. — Я не знаю, кто ты и чего ищешь среди людей, но ты должна мне помочь.