Шрифт:
Закладка:
Почему-то перед мысленным взором мелькали невразумительные обрывки: длинные серые коридоры, грязные улочки ночного города, треск автоматных очередей, трупы, распростёртые на асфальте, крики на незнакомом языке. Вспомнился бьющий через край адреналин, когда Влад, очертя голову, кинулся за угол, в неизвестность. Там могли встретить пули, или взрыв, или удар в морду. Но путь впереди оказался свободен. Короткими перебежками — к следующему зданию, полуразвалившемуся и заброшенному, как всё в этих проклятых трущобах. Почему-то рядом никого нет, напарник отстал или, может, уже мёртв. Это неправильно, что Влад не заметил, где потерял своего помощника. Но сейчас главным в жизни кажется добраться до этих руиноподобных стен, где по сведениям разведки засел противник.
«Неужели я всё-таки им попался? — чувствуя холодок в груди, подумал Влад. — Рука болит, значит, ранили. Но почему я не помню, как это произошло? Где я?» Он поднялся с тонкого матрасика, набитого то ли травой, то ли соломой, и осмотрелся. Это оказалась вовсе не палатка, по крайней мере не такая, к каким он привык. Шатёр, вроде уменьшенной копии цирка-шапито. Цвет ткани, сперва показавшийся стандартным хаки, был немного другого оттенка. Под ногами — утоптанная земля, кое-где покрытая чахлыми кустиками травы. Вдоль матерчатых стен ещё несколько таких же спальных мест, как то, на котором проснулся Влад. Сквозь узкую щель около входа падает серый утренний свет.
У Влада в черепной коробке жило ощущение пустоты и беспорядка, хотя непонятно, как можно навести беспорядок в пустоте. Картинки с боевыми действиями резко побледнели и отступили, оставляя только неприятный осадок ночного кошмара. Парень потряс головой, как будто это могло помочь разместить мысли правильно. Не подействовало. Правое плечо действительно было ранено, но вполне профессионально наложенная повязка остановила кровотечение. Никаких вещей в пределах шатра не наблюдалось, ни вещмешка, ни фляги, ни лука с колчаном, ни кинжала. «Стоп! Какой лук? Где мой автомат?!»
Мысленные образы сменились, и вместо городских окраин возник дремучий лиственный лес, сверкание лезвий и плюющиеся огнём шары. Звери и люди. Светловолосая девушка. И снова что-то иное — ярко освещённая комната с белыми стенами, холодная металлическая поверхность под спиной, датчики, прикреплённые к вискам, расплывающееся нечёткое лицо, молодое, со взлохмаченными каштановыми волосами. Маленький фонарик вспыхивает перед глазами. Губы на лице шевелятся:
— Эй, повторный наркоз! Он же ещё в сознании!
Боль, разрывающая мозг в кровавые клочки.
— Наркоз, я сказал!!!
Влад непроизвольно вскрикнул, настолько яркими были воспоминания. «Что же происходит?» В голове крутились три слова, непонятно, к чему относящиеся, неизвестно, откуда взявшиеся: Эксперимент и Город Призраков. Парень, чувствуя себя совершенно разбитым и потерянным, вновь опустился на своё неудобное ложе и сам не заметил, как провалился в сон.
Когда Чезаре вернулся в лагерь с пустыми руками, не приведя пленного, кардинал настолько разъярился, что мальчишке подумалось — прикажет повесить без суда и следствия. Но гнев Гаэтано был недолог, он всегда отличался конструктивным мышлением и решил, что расправа над непослушным отпрыском подождёт до тех пор, пока не придут остальные участники сражения. Возможно, нужный человек будет с ними.
Воины-ополченцы под предводительством Лоренцо подтянулись ближе к ночи, когда между стволами дубов уже собрались таинственные сине-чёрные тени, а на небе начали загораться звёзды. И новости тоже были неутешительными. Поле боя осталось, если можно так выразиться, ни за кем. Враги разошлись, поняв, что, сражаясь дальше, понесут слишком большие потери. Инквизиторы не сумели добиться своих основных целей: пробиться к дому главного мага и уничтожить либо обезвредить ведьму. А оборотни не рискнули преследовать отступающих ополченцев из боязни угодить в ловушку. Необходимого главе Святой Палаты пленника с вернувшимся отрядом не было.
Гаэтано, выслушав доклад Лоренцо, перевёл тяжёлый взгляд на сына и приказал взять его под стражу. Чезаре оттолкнул протянувшиеся к нему руки солдат и буркнул:
— Сам пойду.
У мальчишки забрали оружие и препроводили в палатку в центре лагеря, где он и сидел весь вечер, размышляя, а не сделал ли роковую для своей судьбы ошибку, оставив на свободе Влада. За полотняной стеной шатра стрекотали сверчки, и под этот уютный, убаюкивающий звук не верилось в плохое. Однако Чезаре отдавал себе отчёт в том, что его осудят и казнят свои же. «Это неправильно! Я же истинно верующий католик! Я всегда был только на стороне Церкви», — возмущался внутренний голос. Но его оппонент (может, совесть, а может, здравый рассудок) возражал: «Ты сам завёл себя в тупик. Никто не тянул тебя помогать еретикам спасти ведьму». Мальчишка сидел, обхватив колени руками и уставившись в одну точку, довольно долго. Как вдруг полог распахнулся и появившийся солдат позвал:
— Эй, его высокопреосвященство желает тебя видеть.
Гаэтано в упор глянул на сына и сказал:
— Благодари Бога за милосердие.
Чезаре перекрестился, молча ожидая продолжения речи. Ясно было, что отец хочет сообщить что-то важное.
— Господь привёл в наши руки отступника. Будем надеяться, что так же он приведёт его в стан истинной веры.
Лучник поражённо вскинул брови:
— Влад пришёл сам?
— Нет, естественно. На него наткнулся патруль, совсем недалеко от лагеря. Видать, заблудился и обессилел от потери крови. Тебе крупно повезло, мой мальчик. Считай, что я забыл о твоей оплошности во время битвы, когда ты его упустил. — Чезаре, конечно, не стал вдаваться в подробности и не сказал кардиналу, как всё было на самом деле, а просто заявил, что не смог выследить сбежавшего противника. — Надеюсь, что теперь, когда еретик здесь, ты приложишь все силы, чтобы убедить его перейти на нашу сторону.
— Зачем это тебе, отец? — мальчишка не выдержал мук любопытства и озвучил давно терзавший его вопрос.
Гаэтано слегка улыбнулся, одними губами.
— Если я могу хоть что-то сделать, чтобы ещё одна душа обрела вечное блаженство, то я это делаю.
Чезаре беззвучно выругался. «Не собирается открывать мне карты! Ну и ладно. Он может что-то сделать для вечного блаженства! А уговаривать-то я должен, а не он!» Произнесённое вслух никак не отражало кипящего внутри негодования:
— Хорошо, я постараюсь.
Кардинал милостиво кивнул, улыбнулся шире, но глаза остались холодными.
— Рад, что ты хоть раз в жизни со мной не споришь. Когда пленник придёт в себя, я сначала сам с ним побеседую, но ты будь готов тоже привести аргументы. Меня он наверняка воспринимает предвзято, что вполне объяснимо, а вот к тебе прислушается. Думаю, очнётся Влад не раньше завтрашнего утра, так что отдыхай пока. — И властным жестом Гаэтано позволил
