– Мало я вас резал, краснюки, москали…

Тут вся загвоздка в том, что иные, какому бы черту ни служили, считают свое дело святым и благородным. Так что стойкость сама по себе ничего еще не доказывает…

Я допил вино, выкурил трубку, разделся и лег в роскошную барскую постель. Как всегда, уснул быстро, тем более после изрядного количества неплохого вина.

…Сон мне приснился яркий и подробный. Навытяжку стоял в кремлевском кабинете товарища Сталина – в здешней одежде, с мечом и кинжалом на поясе, – такой вопиющий промах охраны возможен только во сне. Подробно и обстоятельно рассказывал вождю, как угодил в неведомый мир с тремя лунами и что со мной там происходило. Товарищ Сталин, прохаживаясь от стола к стене и обратно, попыхивая трубочкой, слушал. Решительно невозможно понять по его непроницаемому лицу, как он к моему докладу относился и что думал, но слушал он очень внимательно…

Досмотреть сон не удалось – неожиданно проснулся, а в таких случаях никогда не пытаюсь досыпать, знаю, что не получится. За окном, как можно судить, стоял рассвет, и солнце еще не взошло. Грайт вчера объяснил немного про здешние день-ночь, так что я, взглянув на циферблат, убедился: по-нашему часов семь утра, не позже. То самое время, в которое я давно приучил себя просыпаться до побудки.

Никакого похмелья не чувствовалось, а вот есть хотелось здорово. Надел штаны и натянул сапоги, побрился здешней «волшебной палочкой», очередным даром милостивцев-ватаков. Нужно признать, очень полезный оказался дар: стоило провести палочкой по щеке, как вся щетина волшебным образом исчезала начисто – и не требовалось помазка с мыльной пеной…

Побрившись и умывшись, без колебаний направился в трапезную, несмотря на ранний час. Грайт и насчет нее вчера немного рассказал. В отличие от лучших заведений советского общепита, здешний ресторан был к услугам постояльцев круглосуточно – и дело тут не столько в дворянских капризах, сколько в особенностях движения по Большому Тракту. Были участки «опасные», а были и «тихие». К опасным относились те, где вплотную к дороге подступали густые леса, приют оживлявшихся с темнотой разбойников. Тихие – безлесные места с почти непрерывно тянувшимися по обеим сторонам дороги крестьянскими полями, где разбойникам негде укрыться, – к тому же за каждого рыцаря ночного промысла человеку любого сословия платили серебром. Так что в тихих местах ездили и по ночам…

Как вести себя с официантами, я и так уже знал, а названия блюд, от которых у меня заведомо живот не разболится, не говоря уж о последствиях похуже, подсказал Грайт. И посоветовал подзаправиться утром как следует, потому что ехать нам до привала придется долго. Так что я без малейшего смущения заказал плотный завтрак, старательно выговаривая незнакомые диковинные слова. Почти моментально передо мной оказались тарелка с густым супом из птичьих потрошков, тарелка с горкой румяных пирожков с мясом и большая кружка, синяя с золотыми узорами, вместимостью в добрых пол-литра. Там исходил парком золотистый гралиньяк, пах он жареными орехами (из которых, быть может, и был приготовлен), но был бодрящим не хуже натурального кофе.

В эту пору я оказался единственным посетителем – точнее, единственным, кто пришел позавтракать без спиртного. За сдвинутыми столами разместилась та же компания – только уже не развеселая, а поголовно олицетворявшая собой вселенское уныние похмельного происхождения. У них там стояла всего-то пара тарелок с какой-то скромной закуской, а вот графинов было больше, чем участников застолья. По беглым наблюдениям, они разлили если и не по первой, то не более чем по второй, так что возврата ко вчерашнему веселью пока что не предвиделось. Эстрада и лавка бялок были пусты.

Когда я покончил с супом и взялся за восхитительные пирожки (какие попробовал впервые в жизни), в зале появилась Алатиэль, уже в мужском костюме, с аккуратно заплетенной косой. И, бегло осмотрев зал, направилась прямехонько к моему столу. Кусок едва не застрял у меня в горле, и я торопливо его прожевал, так и не потянувшись за новым пирожком.

– Доброе утро, – сказала она как ни в чем не бывало, уселась и подняла указательный палец.

Ее заказ оказался гораздо скромнее: чашка гралиньяка вполовину меньше моей и тарелка с пирожным какого-то другого сорта: коричневое, с белой кремовой прослойкой и россыпью красивых белых финтифлюшек сверху. С аппетитом за него принялась, орудуя золоченой ложечкой.

Я сидел как на иголках, украдкой к ней приглядываясь, и понемногу от сердца отлегло: никак не похоже, чтобы она на меня сердилась, временами бросаемые на меня взгляды смотрелись скорее насмешливыми. Когда я ее скрутил приемом боевого самбо, долго обижалась всерьез. А сейчас выглядела паинькой – а ведь вчерашнее было оскорблением повесомее, чем проигрыш в учебном бою…

Приободрившись, я вновь взялся за пирожки, рассчитывая побыстрее с ними разделаться, расплатиться и смыться. Не получилось: то ли так совпало, то ли Алатиэль специально постаралась – она разделалась с пирожным аккурат когда я дожевывал последний пирожок. И гралиньяк прихлебывала, явно примеряясь ко мне.

Когда мы бросили серебрушки официанту и встали, Алатиэль предложила спокойным голосом:

– Пойдем на галерею.

Это прозвучало как приказ, и я направился за ней на широкую крытую галерею, протянувшуюся во всю длину здания. Вид оттуда открывался красивый: равнина, поросшая уже знакомым зеленым кустарником с алыми цветами, небольшое, почти круглое озерцо справа, пустой, как Сахара, Большой Тракт слева, зеленая полоска леса на горизонте, над которым уже показалось солнце, – а полумесяц кирпичного цвета стоял высоко в безоблачном небе. Алатиэль остановилась у массивных вычурных перил высотой ей по грудь (должно быть, они такие высокие для того, чтобы ненароком не ляпнулись с третьего этажа крепко выпившие постояльцы), молча разглядывала пейзаж. Сказала, не оборачиваясь ко мне:

– Красиво… Я тут никогда прежде не бывала.

– Ты знаешь, я тоже, – усмехнулся я ей в спину.

Она обернулась ко мне, подошла совсем близко и нараспев сказала чуть насмешливо:

– Бедный, бедный Костатен… Злые люди уволокли в другой мир, заставили ехать в компании вздорной девчонки и хладнокровного убийцы на смертельно опасное дело… Ну, по крайней мере, опасностей здесь все же меньше, у нас нет жуткой войны, что у вас бушует. Я посмотрела, не сходя с Тропы, – жуть! Сплошной грохот, по земле ползают железные боевые колесницы, в небе воют железные птицы, смерть разбрасывают… – Она зябко передернулась. – Тебе там не страшно?

– Война, – пожал я плечами. – Меня учили воевать…

Алатиэль пытливо уставилась на меня огромными глазищами.

– Костатен, зачем ты вчера все это устроил?

Ну вот, началось все же выяснение отношений. Терпеть не могу выяснять отношения с девушками, особенно с умными…

– Пьян был, – ответил я первое, что пришло на ум. – Перебрал незнакомого вина, повел себя как дурак. Извини уж…

– Рассказывай, ври больше! – засмеялась Алатиэль. – Можно подумать, я не видела вдрызг пьяных хамов… Тебя интересовали вовсе не мои прелести… достойные внимания, верно? С некоторого момента стало окончательно ясно: у тебя что-то другое на уме… Зачем?