– Так ты знаешь, о чем эти рисунки?

Бормейн поежился, словно внимание Эммона его немного тревожило.

– Думаю, да, – ответил он, теребя уголки игральных карт. – С тех пор, как я перенес теневую хворь, мне стали понятны некоторые из… странных узоров, назовем их так. Значит, если ваша роща ключей из их числа, у меня должно получиться прочесть и ее.

Вальдрек по-прежнему сидел, примостившись на краю стола, но все его тело словно застыло. Он смотрел на Бормейна полными одновременно горя и опаски глазами.

– Мне ты этого не говорил, мальчик.

Тот снова то ли поежился, то ли пожал плечами.

– Я и так долго был обузой, – пробормотал он. – И это все пустяки. У меня от них иногда болит голова, но я научился почти не замечать их.

Молчание. Эммон бросил взгляд на Рэд, и они без слов согласились не вмешиваться в этот разговор.

А вот Каю ничего такого не решала.

– Разумно. Я для себя поняла, что сокрытие своих слабостей – единственный способ выжить. Иначе кто-нибудь обязательно обернет их против тебя. – Она опустошила кружку и жестом потребовала новую. Щеки у нее раскраснелись, а глаза блестели – алкоголь уже делал свое дело. – Короли и тени, вечность не пила хорошего пива.

У Рэд от беспокойства побежали мурашки по шее. Заявление Каю добавило штрих к ее образу, но штрихов этих все еще не хватало для цельной картины.

Принесли новое пиво. Каю залпом выпила и его. Через стол от нее Файф задрал брови почти до корней волос.

Раффи подсел поближе к Бормейну, не обращая внимания на то, как и сколько пьет Каю.

– Что тебе попадалось среди других резных рисунков?

Вопрос казался естественным – если руноподобные узоры хранили в себе послания Древних из Тенеземья, они могли содержать что-то полезное, сколь бы невнятными ни были, – но Бормейн тут же побледнел. И снова опустил глаза к своим картам, словно на них ему смотреть было легче, чем на Раффи.

– Ничего достойного упоминания, – наконец сказал он. Попытался грустно усмехнуться, но скорее судорожно скривился. – Они вряд ли способны помочь. По крайней мере, мне так кажется. Правда, я стараюсь отгораживаться от них большую часть времени. – Бормейн помотал головой. – Они не… они кажутся непостижимыми для нашего сознания, если вы понимаете, о чем я. От попыток осознавать их смысл мне становится больно, а если вдруг и получается – он оказывается жутким.

Рэд подумала о богоподобных чудовищах, бесконечно далеких от человеческой природы и живущих в перевернутой подземной тюрьме, и о том, что они могли пытаться донести до тех, кто жертвовал им свою кровь и собратьев. И тяжело сглотнула.

– Ты уверен, что при всем этом хочешь попытаться прочесть рощу ключей? – Эммон произнес это до странного мягко, хотя выражение у него на лице застыло резкое.

Бормейн кивнул:

– Я перед вами в долгу, – и стал собирать свои карты. – И я уже видел эти узоры раньше. Они менее… менее искаженные, чем остальные. Непохоже, что они созданы нести только боль. – Он поднялся. – Я помню, где они.

Эммон посмотрел на Рэд, вопросительно подняв брови.

В любых иных обстоятельствах Рэд мучили бы опасения. Бормейн, конечно, выглядел здоровым, но еще недавно он заходился в бреду под натиском теневой гнили, и хворь могла безвозвратно его изменить. Его слова могли оказаться не более чем остатками тех бредовых видений, что одолевали его, пока он утопал во тьме. И даже если он в самом деле стал способен понимать записи давно умерших почитателей Древних, в них могло просто не оказаться ничего о Сердце-древе.

Но, как она уже сказала Эммону, попрошайкам нельзя привередничать. А она готова была выпрашивать что угодно, если это могло помочь вернуть Нив.

Их сомнения разрешила Лира. Она перевела взгляд с Бормейна на Рэд и коротко кивнула.

– Я не чувствую в нем ни капли тени, – сказала она просто, не пытаясь скрыть свои слова от остальных. И коротко улыбнулась. – У меня так и осталась эта способность, даже без Знака Сделки.

Рэд обернулась к Бормейну и взмахнула рукой.

– Тогда показывай путь.

Они покинули город, держась за ним – впереди шел Вальдрек, негромко и дружелюбно говоривший с Лирой и Файфом, в середине шагали Каю и Раффи, а Рэд и Эммон замыкали строй. Жители посматривали на них с любопытством, но никто не спрашивал, что они затеяли. На Краю давно привыкли к странностям Диколесья.

Лир снова распахнул перед ними ворота, и сразу за стенами Бормейн свернул налево, удаляясь от Диколесья в сторону покатых холмов на севере. Даже зная, что все поменялось и корни леса не станут их удерживать, Рэд все равно стиснула пальцы Эммона, когда они повернули следом.

Его рука под ее ладонью расслабилась, словно прикосновение напомнило ему, что все теперь иначе. Эммон посмотрел на нее сверху вниз.

– Что-нибудь чувствуешь?

Рэд помотала головой. В пронизывавшем ее лесу не шелохнулось ничего крупнее опавшего листка или распустившегося бутона.

– Похоже, мы и правда можем уходить куда угодно.

Глаза Эммона потемнели. Одна и та же мысль пришла в их головы одновременно – теперь появились веские доказательства того, что они могут покидать лес без последствий. Могут отправиться в Рильт.

У Рэд свело живот от волнения.

Она решила перевести тему и вопросительно поглядела на супруга, выгнув бровь.

– Как же вышло, что ты видел эти узоры прежде, если они так далеко к северу от ворот?

– Прежде чем все стало совсем плохо, я изучал пределы воздействия леса. Проверял, как далеко он меня отпускает. – Эммон неловко пожал плечами, и Рэд подумала, стоило ли вообще о таком спрашивать. Ему было по-прежнему трудно говорить о том долгом времени, что он прожил единственным Волком. – Где-то между Кальденорой и Сайетой я заставил себя обойти весь Край целиком. Просто чтобы доказать, что могу. На это ушло полтора дня, я не останавливался, чтобы поспать, и почти ничего не ел и не пил. – Он фыркнул. – Думаю, что отключился, как только дошел. Как бы то ни было, очнулся я в таверне оттого, что Вальдрек заливал мне в горло эль. Чуть не утопил меня к черту.

Рэд быстрым порывистым движением потянула его за руку и заставила склониться над собой с тем, чтобы прижаться к его губам горячим поцелуем. Эммон ответил, одновременно удивленно улыбаясь.

– За что это?

– За то, что мне захотелось.

– Хороший повод.

Шедший впереди Бормейн остановился, глядя на стену со странным пустым выражением на лице. Каю почти уткнулась носом в деревянную резьбу, Раффи встал чуть позади. А вот Лира замерла в паре шагов, раздувая ноздри и так крепко держась за рукоять тора, что у нее побелели костяшки. Файф заслонил ее собой, сжав кулаки и выпятив челюсть, словно на них надвигался враг.