— Время еще есть, — отозвалась Вера. — Хотя глупо, подготовка-то к свадьбе уже идет.

— Совсем не до того сейчас, моя дорогая, — Щербатов подумал, что мужество, с которым Вера признавала свои ошибки, должно послужить ему примером. — Ты знаешь, я ведь каждый день подписываю расстрельные приговоры тем, кто говорит, что Новый порядок из доктрины, призванной дать место под солнцем всем гражданам России, превратился в средство порабощения страны, превращения ее в сырьевой придаток Антанты. И плохо не то, что люди заслуживают смерти за такие слова, а то, что в них есть доля истины.

Вера накрыла его руку своей:

— Если у врага есть своя правда, это не значит, что у нас ее нет… А потом, ты ведь помнишь, дорогой мой: в безвыходной ситуации выход может найтись там же, где был вход.

Щербатов слабо улыбнулся. Эти слова были чем-то вроде кода, отсылкой к одной из множества историй, известных только им двоим.

Когда они были подростками, Вера страдала от болезни легких, потому их обоих отправляли на зиму в Черноморскую губернию, в Мацесту. Старичок-гувернер предпочитал дремать на солнышке целыми днями и не особо рьяно присматривал за воспитанниками. Субтропическая зима совершенно не походила на среднерусскую; снег здесь выпадал не каждый год, предгорья утопали в зелени. Брат и сестра, предоставленные сами себе, целыми днями исследовали долины, ущелья и каньоны.

Однажды они забрались особенно далеко и заблудились. Погода резко испортилась, пошел холодный дождь. Склоны стали скользкими и смертельно опасными. Природа, только что исполненная удивительных тайн, враз сделалась врагом.

Сперва Андрей беспокоился только, что взрослые разозлятся, если они опоздают к ужину. Но после увидел, как Вера устала, и испугался смертельно; не за себя — за нее. Чем-то обернется эта легкомысленная прогулка для ее хрупкого здоровья? Как он мог из глупого мальчишества поставить ее в такое положение?

От страха и чувства вины он совсем потерял голову. Бросился разведывать одну дорогу, другую, едва не упал на дно каньона, ободрал колени и вконец выпачкал одежду. Вера терпеливо ждала его на вершине, плотные листья эвкалипта уже почти не сдерживали потоки дождя. Поняв его смятение, она не стала упрекать его или понукать; взяла его холодные руки в свои, теплые и сказала: «Ничего страшного, Андрей. В самой безвыходной ситуации выход может найтись там же, где был вход». После этих слов он враз собрался, сориентировался на местности и они медленно, держась за руки, поддерживая друг друга на скользких склонах, вернулись той же дорогой, что и пришли.

Вера всегда была его якорем.

— Не ошибается тот, кто ничего не делает, — сказала она. — Политика народной беды даст нам возможность исправить многие ошибки. Ты помнишь, что послезавтра мы выводим Сашу в свет? Ты посетишь прием?

— Так ли это необходимо? — поморщился Щербатов. — Ты, право же, куда лучше меня ориентируешься в свете. Это твоя стихия.

— Саше нужна твоя поддержка, — сказала Вера. — В этот день, но и не только… Мне так жаль, дорогой мой, что вы с ней оба отказываетесь понять, насколько нужны друг другу.

Щербатов на секунду прикрыл глаза. Он много раз повторял себе, что между ним и Сашей ничего не может быть, и почти поверил в это. Она была врагом, источником неизбывной опасности. И все же ее запах… от нее пахло порохом, костром, окопной грязью, свободой — тем, что он потерял.

Не то чтобы такая идея не посещала его… Женщины после отъезда Софи у него не было. Конечно, они с Сашей в первую встречу в Москве клялись, что между ними не будет ничего… но ведь горячность, с которой они делали это, выдавала их с головой. К чему эти игры? Они взрослые люди и оба этого хотят. Жеманничать Саша не станет — он помнил, насколько она пряма и проста в некоторых вопросах. Они уже были близки, если просто повторить, что изменится?

Эти мысли он от себя гнал. И недостойно, и слишком опасно. Он ведь так и не знает, для чего Саша здесь в действительности. То обстоятельство, что она постоянно находится близко к его сестре, тревожило его.

— Господь с тобой, родная, — сказал он Вере. — О чем ты говоришь, мне же скоро предстоит жениться…

— Ну и женишься, — легко улыбнулась Вера. — Право же, когда это кому мешало… Живая жизнь сложнее катехизиса для церковно-приходской школы. А потом, вечно вы, мужчины, не о том думаете в первую очередь. Поговори с Сашей. Ты поймешь, как сильно изменились вы оба. Просто поговори с ней.

Глава 24

Комиссар Объединенной народной армии Александра Гинзбург

Март 1920 года.

— Госпожа Щербатова, извольте-с получить ключи от вашего «Кадиллака»! — набриолиненный механик через слово кланялся. — Неполадка в стартере найдена-с и самым тщательнейшим образом исправлена-с. Автомобиль ждет-с во дворе!

— Масло вы заменили? — спросила Вера.

— Не извольте сомневаться! «Кастрол» залили-с, высочайшее качество! И салон почистили!

— Превосходно! — Вера жестом отпустила механика. — Значит, не придется ехать на прием в пропахшем бензином казенном автомобиле. Идемте, Саша, вы должны увидеть это платье!

Саша, нахмурившись, смотрела механику вслед. Что-то насторожило ее. Возможно, она его где-то встречала? Но Вера уже взяла ее за руку и повела к себе в гардеробную. Они были в доме Щербатовых — Вера сказала, что для того, чтоб подготовить Сашу к первому выходу в свет, нужно задействовать весь ее женский арсенал. Ехали на том самом казенном автомобиле, который так Веру раздражал. Проходя через дом, Саша незаметно оглядывалась. Она оказалась здесь впервые после дня прибытия в Москву и надеялась увидеть детей Князева или хотя бы следы их присутствия. Но, видимо, они находились в другой части дома.

Первый приступ тошноты настиг Сашу на пороге малой гостиной; по счастью, где здесь ванная, она помнила. Вера успела развернуть приготовленное платье. Саша сразу поняла, почему его шили без примерок и раньше ей не показывали.

— Нет, этого я не надену! — Саша опустилась на оттоманку, стараясь скрыть пробежавшую по телу волну озноба. — Послушайте, время есть, мы еще можем послать за тем багровым платьем…

— Да что же вы так переборчивы? — нахмурилась Вера. — Я два часа потратила, описывая кутюрье, что нам нужно, а вы… Смотрите, здесь нет ничего вызывающего, оно довольно закрытое, с вашими шрамами иначе нельзя. Мы же не хотим излишнего эпатажа, само ваше присутствие уже достаточно фраппирует публику.

— С покроем все хорошо. Но этот цвет…

Платье было обжигающе белым. Не цвет слоновой кости, не один из множества