вытянувшись, как струна,

чтобы, дрогнув, перелиться

в молодой, высокий звук,

замирающий над парком

в общем плеске, в мощном гарке,

меж ладоней сильных рук!

Узкий коридор со шпалерами для отдыха глаз. Просвещение (шпалера в октавах на светскую тему)

Для просвещенного монарха

беседки сооружены

в тех отраслях сплошного парка,

где царствующей тишины

не разрушает шум. Цесарка

не квохчет громко. Но сосны

здоровый запах, как лекарство,

главе полезен государства.

Оставив свиту за кустами

плести интриги и венки,

он в одиночестве листает

Вольтера – вот они, ростки

свободомыслия! густая

листва – в ней света островки.

Но мудрость – солнечные пятна –

умам еще немногим внятна.

Шуршит бумага так приятно.

Мычит корова вдалеке.

Он возвращается обратно –

Вольтер под мышкой, а в руке

цветочек, сорванный приватно.

Пчела тяжелая в цветке,

подрагивая, копошится…

– Не правда ли, что ни случится, –

к добру? И в сущности румяный,

как поросенок, целиком

зажаренный, как дух медвяный

над этим сорванным цветком,

над этой солнечной поляной –

над миром Бог, слегка с брюшком,

слегка с катаром и одышкой,

с Вольтером солнечным под мышкой!

1969

Князь (русский гобелен)

Князь Голицын-Беспалицын,

угасающий род,

повалился без памяти

головою вперед.

Что-то в нем закурлыкало,

и язык отнялся

от простора великого,

где и пискнуть нельзя, –

в небе, стриженном наголо

над имперской Невой,

где ни птицы, ни ангела,

ни пушинки живой…

1969

Лето сорокового года в Крыму (надкроватный коврик)

Среди пальцев заблудился музыкант

где морской подобна раковине сцена

толстый тенор подколенный слой талант

воздух моря между губ и скрип колена

хор скамеек на курортные дела

в пиджаках квадратных плечи накладные

на тебя глядит квадратная земля

розовую вытягивая выю

командиры на курортном берегу

рубят шашками сверкающий песок

как смущенно перед женщиной в долгу

хрупкой музыки кавказский поясок

как фотографа квадратное лицо

чернильный глаз посередине и вдали

тонкий парус обручальное кольцо

или надпись о работниках земли

где военный санаторий ркка

сто военных и красивый трафарет

что в курзале итальянская тоска

как с картинкой феодосии конверт

о спой цыган еврей татарин

песни грустные как мед

как мы первые ударим

если кто-то нападет

повяжем красные косынки

так пел печальный караим

с итальянской той пластинки

в душном воздухе любим

и весь печален на эстраде

в тонких пальцах музыкант

тень войны увидел сзади

рухнувшую к его ногам

1967

Пейзаж (попытка советского гобелена)

среднерусский малый дед

полосатые портки

через голову надев

из веревки вьет очки

шарит время на столе

где разложен инструмент

шило гвозди кожемит

клей пахучий как болото

где муха жирная лежит

к деду вполоборота

в заколоченном сельпо

мыши нюхают сигару

бродят куры по базару

в сизом пасмурном пальто

среднерусская пейзажь!

твой художник бородатый

слюнявит скучный карандаш

штоб тот становится крылатый

певец кирзовых сапогов

квадратный витязь шевиота

сидит один среди стогов

любя копировать болото

где там и здесь по деревням

остатки роскоши военной

штаны армейского сукна

ремень со звездочкой на пузе

и дети с криками война

друг другу руки крутят в узел

рисуй художник руки деда

свинцовой кожи тусклый груз

то ведь медальки за победу

в стакане жестяном проснулись

твой дед по гвоздику стучит

спиной ворочая трескучей

да в чайном блюдце клей пахучий

мутной вечностью смердит.

1967

Шпалера по несохранившемуся рисунку В. Конашевича «Кентавры»

Есть рисунок пером

из тончайших кентавров

состоящая наша зима

соскользнувшая наша

в сугроб с головою

в сугроб

для того ли слепящему снегу

столько сил белизне

чтоб лицо раскраснелось

и вспыхнуло чтоб на бумаге

гармонический тварей

расположился народ

Сквозь ветвей классицизм

звон коньков или цокот

звон конских копыт

Значит вылазка за город

В Павловске значит гуляем

довоенном еще допотопном льдяном

Здесь милее Эллады

модель заполярная Юга

Пристяжные поля

по колено то пена, то пух

Снегорожденные лошади:

Счастье Любовь и Простуда

Скоро все кончится

Сгорят и рисунок и парк

1969

Дверь в конце коридора

Душа, ты покидаешь нас,

ты поднимаешься над нами,

как легкий дым, покинув пламя,

как дым, невидима для глаз, –

душа, ты покидаешь нас,

не отчуждаясь – уходя

в готическую перспективу

косого неба и дождя,

чуть наклоненного к заливу.

1965

1970

«Мой голос вернется из Леты…»

Мой голос вернется из Леты,

в скафандре всплывая с трудом,

и взвизгнут уключины где-то,

и весла вздохнут – но ответа

не будет: все немо кругом.

Воды, фосфорически бледной,

струящейся в серных парах,

лишь шелест бесцельный, целебный…

И Жизнь, протекая бесследно,

в обоих безмолвна мирах.

Май 1970

Перемена

(сонет)

Невыразителен? – А вдруг невыразим?

Вдруг онемел с неизъяснимой целью?

Как после пира звуков – боль похмелья.

Язык распух и выбился из сил.

Говорено-то было даже впрок –

с одних бутылок можно жить