– Мы, благодарим тебя, высокородный владетель улуса гуз-дадов, за то, что в такие смутные времена ты не побоялся донести нам чёрную весть,– произнёс Бохорул, откидываясь на резную спинку трона. Внешне хан был совершенно спокоен, хотя внутри его бушевал огонь бессильного гнева на ченжеров.

– Твои уста принесли не только чёрную весть печали о погибели наших братьев. Это хорошо, что каган Темябек хочет жить с нами в мире. Возможно ли, что он поможет нам против убийц послов?

– На этот счёт у него не было слов,– пожал плечами бек-хан.– Знаю одно: лик Темябека отвернулся от шестипалых убийц.

При этих словах жёлтые глаза Кранчара недовольно замерцали в полумраке юрты, невольно наводя суеверный страх на табгаров, а нойон Наранген услышав ответ Учжуху, скривил губы.

– Когда мы уезжали, то каган ещё находился на кошме болезни,– поспешил добавить один из табгарских старейшин.

Моянчур, самый молодой из нойонов, язвительно усмехнулся, но, перехватив брошенный на него взгляд своего тестя, быстро согнал усмешку с лица и потупил свой взгляд. Но Учжуху всё же успел заметить эту язвительную ухмылку ханского зятя. Он истолковал её по-своему, и холодок страха пробежал по спине бек-хана, а его лицо налилось мертвенной бледностью.

– О, великий хан и в-вы, благородные б-беки! – Учжуху начал немного заикаться от волнения, но взяв в себя в руки, всё же справился с собой.– Я вижу, что некоторые из вас сомневаются в сказанном мною. Мудрый каган Темябек, предупредил меня об этом. Он сказал: «Если властитель орхай-менгулов и его беки не поверят тебе, то отдай то, что мы нашли на месте гибели послов». Прошу тебя хан – пусть принесут наши дорожные хурджины.

Бохорул протянул руку и, взяв плеть, ударил рукоятью по бронзовому диску, висевшему справа позади него. На раздавшийся звонкий звук гонга, в юрту заглянул сотник ханского караула.

– Внимание и повиновение!

– Принеси-ка саквы послов,– кратко приказал Бохорул.

Воин поклонился и тут же исчез за входным пологом. Вскоре он вернулся с тремя объёмными дорожными мешками. По знаку Учжуху, один из табгаров принялся развязывать, затянутые горловины и доставать содержимое.

Перед собравшимися на ковёр легли помятые серебряные бляхи с родовыми знаками с поясов Белтугая и Джучибера, и обломок палаша с рукоятью, принадлежащего Байрэ. Навершие рукояти палаша было украшено головой барса, в глаза которого были вставлены два маленьких синих сапфира. Бохорул сразу узнал её, ведь именно он когда-то вручил этот палаш Байрэ в награду за верную службу. Рядом с ними старейшина выложил три самострельных болта, чьи наконечники были в засохшей крови, и короткий кривой ченжерский меч-чимкан.

– Это оружие, сразившее ваших послов. Мы вынули его из тел павших героев, оставив на нём их священную кровь, дабы родичи могли совершить свою месть,– показал Учжуху на чимкан и короткие толстые стрелы.

Сощурив глаза, нойоны глядели на лежащие перед ними немые свидетельства совершённого преступления. Напряжение повисло в воздухе, заполнив пространство большой просторной юрты, для многих внезапно показавшейся тесной.

– Мы выражаем тебе свою благодарность посол Темябека за то, что ты не побоялся опасного пути, и в это неспокойное время доставил нам, пусть скорбную, но столь важную весть,– нарушил затянувшееся молчание Бохорул.– А сейчас вам нужно отдохнуть после столь дальней дороги. Ступайте. Для вас приготовлена юрта.

Бек-хан Учжуху, как-то виновато улыбаясь, поклонился хану и нойонам. Он развернулся и быстро направился к выходу из юрты. Следом за ним вышли остальные послы.

– Ну, что будем делать, доблестные багатуры? – как можно безразличнее, не обращаясь ни к кому, спросил Бохорул. Про себя хан уже принял решение, но ему было важно услышать мнение не только своих нойонов, но и коттеров.

– Такое злодеяние нельзя оставлять безнаказанным,– натужно произнёс нойон Кранчар.

– Чего медлить,– загорячился Моянчур,– кровь наших братьев вопиет к небу.

– Нойон Моянчур прав! – сказал Амбалай.– Только надо упредить шестипалых. Если они подготовятся к войне, то нам с ними не совладать…

– Да! Чем скорее выступим, тем больше возможности застать их врасплох,– поддержал его нойон Наранген.

– Что же, не мы искали войны,– проговорил Бохорул,– ченжеры сами спешат навстречу своей гибели. Будем собираться, багатуры.

Хан и нойоны обоих племён завели долгий разговор о готовящейся войне. Иногда, то один, то другой из них умолкал, и задумывался, что принесёт им грядущий день.

Глава 20

Спустя три дня весть о гибели посольства коттеров и орхай-менгулов, обгоняя нойонов, возвращающихся из Арк-Орды, докатилась и до Барги. Половина станицы сбежалась на майдан слушать «чёрного» вестника. Многие не верили в произошедшее. Убить посла – такого никогда не бывало! Даже седые старцы, что за ветхостью лет сидели в юртах, грея кости у очагов, не могли припомнить таких злодеяний. Вся Барга и близлежащие курени гудели как потревоженный улей.

Чёрная весть дошла и до опустевшего ханского куреня. Сузге билась и кричала на руках молодого мужа. Ещё бы! И двух месяцев не прошло, как она потеряла и брата, и отца. Лицо молодой хатун почернело от горя, а глаза запали вовнутрь. Несколько раз она теряла сознание, и потому Тунгкер был вынужден дважды призывать на помощь шаманов-целителей.

Нейва пришла к ней, чтобы утешить и разделить общее горе, поразившее их обеих. Она была единственным человеком, которому удалось хоть немного успокоить