Впрочем, и Оливье де Пре, законный наследник своего отца и ответчик по данному делу, отнюдь не сидел без дела. Напротив, он проявил исключительную активность и не стал дожидаться рассмотрения иска, поданного против него в бальяже Турени. В попытке противостоять проискам своих «родственниц» он обратился с жалобой к королю и добился переноса процесса в столицу, в Парижский парламент, как в свое время поступила и Жанна де Брем. Местные чиновники приняли дело к рассмотрению, вот почему мы располагаем детальным описанием всей этой запутанной истории: ее перипетии сохранились на страницах регистров королевского уголовного суда[901].

Очевидно, что Оливье де Пре оспорил претензии Тифани Арнуль и ее сообщников, иначе сложно объяснить, почему все четверо «свидетелей» были сразу же по прибытии в столицу посланы на пытку: лжесвидетельство само по себе издавна рассматривалось во Французском королевстве как уголовное преступление[902]. Угроза физических страданий заставила Колена Бодена сразу же отказаться от прежних показаний и заявить, что «пытать его не имеет смысла, поскольку он ничего не знает»[903]. Что до Жюлиотт Дюплесси, то она сказалась беременной (grosse d'enfant), и это обстоятельство исключало использование дыбы[904], однако в то же время ставило под вопрос участие женщины в качестве свидетельницы в свадьбе Тифани Арнуль и Гийома де Пре, якобы состоявшейся сорок лет назад. В то время Жюлиотт должна была быть если не младенцем, то слишком юной особой для подобной ответственной миссии.

Так или иначе, но обвиняемую выпустили из тюрьмы, и она укрылась в одном из замков де Курсерьеров в Анжу (en un hostel fort, nommé La Ferrière, en Anjou), где ее приняла Жанна д'Авогур, супруга Гийома, служанкой которой Жюлиотт и стала, получая за услуги в качестве платы старую одежду (une vieille cotte ou houppelande). Тем не менее, Оливье де Пре все-таки удалось добиться ее повторного ареста: он получил королевское письмо, в соответствии с которым советник Андрие Маршан (Andrieu Marchant) и секретарь Парижского парламента Гийом де Бюимон (Guillaume de Buymont) разыскали беглянку и отправили ее в тюрьму городка Силле – вместе с прочими «свидетелями», которых подкупила в свое время мадам Арнуль и которых, как выяснилось в ходе следствия, теперь насчитывалось уже девять человек.

Сама Тифани вместе с дочерью Мари де Пре были также арестованы и помещены в королевскую тюрьму Шатле в Париже. Не избежал заключения даже Гийом де Курсерьер, заподозренный (и совершенно справедливо, заметим в скобках) в пособничестве семейству де Лоре. Его посадили в Консьержери, откуда он сумел отправить своим подельницам письмо (также приобщенное к делу), в котором заклинал их, «чтобы они держались своих первых показаний и если что-то противное им сказали, то чтобы заявили, что это было сделано под пыткой»[905]. Тем не менее именно на пытке – а, вернее, после нее – Тифани Арнуль признала правду. Она показала, что «сеньор де Пре всячески желал жениться на ней, если бы не боялся бесчестья, которое он причинил бы [этим поступком] своим друзьям и детям, [а потому так] и не решился заключить [с ней брак]»[906]. В качестве смягчающих вину обстоятельств Тифани назвала знатное происхождение своего покойного зятя, который был сыном шевалье, любовь к «чудесному потомству ее дочери» и «желание видеть внуков преуспевающими людьми»[907].

Именно эту причину, толкнувшую ее на преступление, бабка Амбруаза II де Лоре назвала и в прошении о помиловании, с которым она обратилась к королю Карлу VI[908]. В нем также говорилось, что ни она, ни Мари де Пре никогда ранее никому «не наносили подобного ужасного оскорбления» (aucun autre villain blasme), а потому заслуживают снисхождения. Любопытно, что адвокат просительниц (или нанятый ими нотариус), предусмотрительно оставляя в стороне личность и происхождение Тифани Арнуль, всячески подчеркивал достойное социальное положение ее дочери, вдовы Амбруаза I де Лоре, отец которого являлся шевалье, а сам он верно служил французскому королю. Сама же Мари положила «прекрасное [продолжение этого] рода, [произведя на свет] трех сыновей и дочь»[909]. И ее сыновья, добавлял он, «имеют доброе намерение послужить [своему королю] на войне»[910].

Еще одно письмо о помиловании было выдано на имя Гийома де Курсерьера и ратифицировано Парижским парламентом 26 мая 1410 г. Тесть Амбруаза де Лоре был назван в нем «шевалье, [происходящим] из достойного рода» (chevalier, de noble génération), а потому ему в качестве наказания предлагалось уплатить Оливье де Пре всего лишь пятьсот ливров в качестве возмещения морального ущерба.

Вернемся, однако, к нашему главному герою – Амбруазу II де Лоре. Насколько сильно скандал, в который оказались вовлечены практически все его родственники (мать, бабушка и тесть с тещей), отразился на его собственной карьере?

С одной стороны, в 1409 г. Амбруаз уже являлся главой семейства де Лоре как старший сын своего на тот момент покойного отца. Вероятно, он все же принимал самое непосредственное участие в подготовке и заключении брака с Гийометтой де Курсерьер. Тем не менее молодые супруги ни разу не упоминались ни на страницах уголовного дела, ни в письмах о помиловании, которые получили их старшие родственники.

С другой стороны, юный экюйе действительно отбыл на войну, как о том сообщалось в прошении его матери, поданном на имя короля. Был ли этот шаг напрямую связан с разразившимся скандалом, сказать, к сожалению, невозможно, однако совершенно ясным остается одно. Вся последующая – и весьма успешная – военная и политическая карьера Амбруаза II де Лоре при дворе Карла VII стала, по всей видимости, делом исключительно его собственных рук. Его личной заслугой, возможно, являлось и получение нового титула: вступив в королевское войско как скромный экюйе, уже в 1422 г. во всех хрониках он именовался шевалье[911].

Не менее удачно складывалась и личная жизнь Амбруаза: известно, что от Гийометты де Курсерьер он имел сына и дочь. Когда же она умерла, бравый капитан женился вторично – на Катрин де Марсильи (Catherine de Marcilly), баронессе д'Иври, подарившей ему еще двух дочерей[912]. Данное обстоятельство, тем не менее, не помешало возникновению тех неприятных слухов, с которых началась эта история и которые ходили по Парижу сразу же после смерти королевского прево. Были ли они на самом деле связаны со скандалом, произошедшим в семействе де Лоре за 25 лет до того? Точного ответа на этот вопрос мы уже, к сожалению, никогда не узнаем. Однако косвенным подтверждением именно такого развития