напр. Студийский монастырь находился некогда вне стен, за городом, подобно знаменитым обителям Рима fuori le mura. С этим пунктом явилось много препятствий для понимания всяких текстов древних писателей, но уже после Дюканжа. Знаменитый собиратель византийских авторов и свидетельств по топографии Константинополя как будто не ощущает этих препятствий, и, в самом деле, для него, не бывшего в самом Константинополе, маловажным казалось это странное перемещение ворот, то впереди, то позади монастыря, хотя он и сообщает выписку из Жилля о положении Студий некогда за стенами города. Действительно, и сам Жилль удовольствовался в этом случае общими выражениями: extra urbem olim fuit Studianum monasterium, nunc est intra urbem и пр. Дюканж занят, поэтому, лишь общим вопросом, в какой части стен искать Золотых ворот, и свод данных, им сделанный, не оставляет ничего желать: это были первые ворота от моря в сухопутных стенах, и, кажется, никакие ухищрения полемики не в состоянии будут устранить этого положения. Известно, далее, что этот первый пункт теперь может считаться разрешенным, со времени остроумной догадки, сделанной гг. Мордтманом и Дэтье и опубликованной последним. Мы уже часто имели случай указывать, что Золотые ворота Константиновых стен существовали где – то, не доходя еще Псаматийского квартала, почти на одной трети пути от Вланки до Иеди – Куле. Нам кажется, что место, а, может быть, и следы древнейших стен Константина могут быть найдены, коль скоро будет поверено измерение, данное в «Описании регионов Константинополя», длины города, от морского берега до Золотых ворот по прямой линии – 14,075 шагов, что составляет, по словам комментатора Гвидо Панцироля, около четырех миль. Далее предстоит, поэтому, разобрать все свидетельства писателей по времени и решить, в каком случае разумеются древние ворота Константиновы, в каком позднейшие, так как, или самые древние ворота могли существовать и после построения при Феодосии Младшем стен, или же сохранялось их имя, прикованное к известному месту, где уже не было никаких следов самих ворот, как то бывает во многих старинных городах.

По второму пункту сомнения – ныне признаваемый Золотыми воротами вход ведет собственно не в город, а внутрь Семибашенного замка – также последовало уже несколько решений: одни помещают византийские ворота на месте нынешних турецких Иеди – Куле – Капу, другие отмечают их, впрочем, уже совершенно без всякого основания, на Юг от замка. Между тем, самое сомнение основано во – первых, на простом недоразумении, проистекающем из турецкой перестройки, а во – вторых монументальные ворота в древности и сами представляли собою укрепление или даже стояли в связи с крепостным верком, замком и т. п.: не даром именно Кикловий назывался Кастеллием или даже castrum rotundum у латинских писателей. Правда, этот castrum заключал в себе и тюрьму, что, однако, вовсе не могло помешать самому лагерю быть путем военных триумфов. Наконец, тексты, собранные у Дюканжа, утверждают, как несомненный факт, что путь этот шел через самый Кикловий, quod ducit ad civitatem.

Переходим к последнему и самому важному пункту недоразумений. В последнее время принято утверждать, что предание, назначающее Золотые ворота на месте теперешнего заложенного входа в западном фасе семибашенного замка, ошибочно. Этот вход представляется ныне в виде арки, поддерживаемой двумя колоннами коринфского ордена и забранной наглухо, при чем верх арки размалеван изображением разных знамен и трофеев. Золотые ворота были, напротив, большою триумфальною аркой из мрамора. Обратимся по этому вопросу к Жиллю[274], которого сведения особенно драгоценны, хотя он добывал их с великим трудом и даже опасностью: «от Студийского монастыря близ лежащая улица ведет к воротам семибашенного замка (Иеди – Кулекапу), который опоясывается городского стеною, имеющей ворота (другие, – вход, о котором речь) ныне заложенные, прежде открытые, которых устои (parastades) суть две коринфские колонны пестрого мрамора, с зеленоватыми жилками, поддерживающие восемь колонок, образующих (efficicientes) три арки. На левой стороне ворот находится шесть мраморных тябел (tabulas), которых бока закрыты колонками, или круглыми, или четыреугольными и на которых изображены статуи (фигуры) удивительной работы и хорошего рисунка, нагие, сражающиеся палицами; на верхних тяблах представлены слетающие купидоны. На правой стороне вновь шесть барельефов, опоясанных колонками: на первом внизу юноша с музыкальным инструментом лежит на земле, держа в руках свирель; над ним висит фигурка (imа – guncula), как будто Купидон, а выше его женская фигура. На верхнем тябле нагая фигура, держащая поднятую палицу: на правой руке ее наброшена львиная шкура, а в левой она ведет собак; над фигурою подымается львица с длинными сосцами. На другом тябле два земледельца несут корзины, полные гроздей виноградных. На следующем крылатый всадник, за узду коня ухватилась женщина, а сзади две другие. На верхнем тябле (или на верхней части того же, хотя по счету был бы пятый барельеф) лежащая женщина. В стороне от нее лежащий юноша». Описание это дает возможно ясное представление о самом украшении ворот: их нижняя половина имела стену и две колонны, у стен стоявшие; следовательно один вход. От капителей колонн шел карниз, и от него подымался верх или верхний этаж арки, – собственно триумфальный венец ее, в виде фриза, образованного по сторонам самой арки, так что Жилль имел полное основание выразиться, что две колонны поддерживали этот фриз. Именно по сторонам главной арки в стене было по 4 колонки, делившие фриз на 3 арочки, и в них были помещены по 6 барельефов нижнего и верхнего пояса. Колонки одни круглые – в средине и квадратные, т. е. боковые анты. Равно легко различить верхние барельефы – полукруглых тябел с лежащими аллегорическими фигурами или отдельными фигурами Геракла, также гениями победы на самом верху, его увенчивающими. Однако, не все сюжеты избраны из подвигов Геракла[275], хотя их было двенадцать, и вероятно, недостающие заменены напр. плитою с изображением Эндимиона и т. под. Известный Мануил Хризолор, умерший в 1415 г., в своем послании о древнем и новом Риме, указал на эти украшения Золотых ворот, назвав и сюжеты: подвиги Геракла и казнь Прометея, что подтверждено затем, быть может, однако, с его слов Леунклавием и Булиальдом в 1647 г.[276]

Итак, не может быть сомнения, что мы имеем перед собою заложенный и обезображенный вход золотых ворот, который видел Жилль. Что он не ошибался в этом случае, видно из того плана стен, который ныне издан филологическим Силлогом[277] Константинополя. План этот сопровождаемый полнейшим, сколько можно желать, указателем, представляет критический свод всех работ по археологической топографии сухопутных стен города. На этом плане Золотые ворота