Шрифт:
Закладка:
— Но мы с Константином Викторовичем хотели бы с вами очень серьезно поговорить. Дело важное. Понимаю, сейчас у вас работы выше крыши, но после соревнований удалите нам немного времени.
— Костя, — обратился Иващенко к тренеру, и тот нервно сглотнул. — Этот мальчуган — сын Сережи Медведя?
— Да, — ответил тренер выдохнув.
— Похож. Чувствуется стержень, — покивал Иващенко. — Что у вас ко мне за дело?
— Оно касается анаболиков в спортшколе Надежда, — сказал я.
— Анаболиков? — Удивился Иващенко.
— Да.
— Тревожные новости, — лицо Иващенко сделалось напряженно-беспокойным.
Он глянул на свои золотистые часы «Луч». Засопел.
— Хорошо. Подробности потом. Сейчас мне надо возвращаться к работе. Вова?
— М-м-м?
— Вердикт жюри по своей дисквалификации вынесут через пять минут.
— Раз уж так получилось, я приму любое решение, — ответил я.
— Это очень взрослые слова для такого мальчонки, как ты, Володя. Ладно. Пойду.
Мы с Константином Викторовичем проводили Иващенко взглядом. Понаблюдали, как его широкая спина скрылась за изгибом коридора.
— Возможно, конец нашей борьбе на этих соревнованиях, — сказал дядя Костя.
— Вам было страшно? — Спросил я.
— Что? — Удивился тренер.
— Страшно говорить с Иващенко?
— Немного.
— Но не настолько, как вы ожидали.
Константин Викторович опять задумчиво сморщил лоб. Поджал губы в нерешительности. Потом кивнул.
— Действительно, Вова. Ты прав. Я думал, будет сложнее.
— Он тоже сожалеет. Вы видели?
— Кажется.
— Поговорите с ним по душам после соревнований. Все уладится.
Константин Викторович сглотнул.
— Спасибо, Вова. Поговорю.
— Хорошие Новости, — сказал дядя Костя, когда вернулся от судейского стола в коридор, где ждал я. — Дисквалифицируют только Кайметова. Решили, что это он затеял драку. Так что, твое выступление, Вова, продолжается. Да только…
— Что? — Спросил я, втирая душистую мазь-звездочку в большую гематому на плече.
— Только судьи-рефери снова будут безобразничать.
М-да… С этими прохвостами была настоящая проблема. Судьи-рефери оценивают правильность выполнения упражнений и их технику. Каждый из них сам для себя решает, взят ли вес. Если решение единодушное — все хорошо. Однако этот Гришковец работает хитро. Я почти уверен, что он в сговоре с остальными двумя рефери. Уверен, что они заодно и работают сообща. Специально делают вид, что спорят в своих выводах, вводя таким образом в заблуждение все жюри.
Гришковец докапывается к мелочам в правилах исполнения упражнений. Причем к таким, заметить которые из-за стола жюри очень тяжело. Ведь жюри-то в основном по судьям и ориентируется. Вот последние и полагаются на мнение рефери. Полагаются, но сомневаются. Потому во время моих выступлений, жюри так часто звало судей на краткие совещания. А там уже те складно плели комиссии все, что хотели, чтобы обосновать свое мнение по упражнению.
Я уже сталкивался с подобным. Иногда на соревнованиях, вредные судьи творят такое, что хочется их придушить. Правда, сейчас у меня была идея, как усыпить их бдительность. Ведь у рефери есть лишь несколько секунд, чтобы дать оценку движениям штангиста. Нужно поселить в их души уверенность, что штангист не справится. Тогда Гришковец и сам не подумает напрягаться.
— Есть у меня одна идея, как их уесть, — сказал я задумчиво.
— Какая? — Нахмурил брови тренер, но потом, кажется, стал мало-помалу догадываться, к чему я. — Вова, мне кажется, ты задумал какую-то глупость.
— Поменяем заявку, — сказал я. — Попросите судью по карточкам увеличить вес.
— Увеличить насколько? — Настороженно спросил Константин Викторович.
— Вызывается Медведь Владимир Сергеевич, — прозвучало в динамиках. — На штанге пятьдесят семь килограмм.
— Справишься? — Спросил Константин Викторович, устремив взгляд к помосту. — К такому весу ты еще не подходил.
— Справлюсь, — ответил я.
— Ну хорошо. Тогда с богом, Володя.
Константин Викторович подставил мне ватку с нашатырем. Я легонько втянул знакомый, резкий, настолько противный запах, что меня передернуло. В голове немедленно прояснилось. Я тут же почувствовал бодрость. Притопнул штангеткой, встряхнул руками. А потом отправился на помост.
Глава 21
— Да, да, — добродушно покивал Гришковец одному из тренеров, — я думаю, Николаев сегодня первое место возьмет в легком весе. Кайметов же выбыл.
Он совершенно случайно посмотрел на большое табло с карточками, стоящее у помоста. Технический специалист подбежал к нему и добавил карточки с цифрами. Вместо пятидесяти килограммов на табло отразили пятьдесят семь.
Гришковец остановил своего товарища-рефери, шедшего к месту судьи.
— Сережа, а кто сейчас выступает?
— Медведь, — бросил тот в ответ. Глянул на часы. — Сейчас уже должны вызывать.
— Резкий скачок по весу, — задумался Гришковец.
— Ну, — кивнул тот и многозначительно глянул на Гришковца. Потом пошел к помосту.
— Ну ладно, Саня, давай, — хлопнул Гришковец по плечу тренера, с которому вел беседу минуту назад. — Пойду я. Труба зовет.
Когда он направился к помосту, заметил, как к нему идет Рыков. Шел он со стороны коридора, разделявшего зал соревнований и разминочную. Лицо у Вадима было такое темное, что казалось, вот-вот искры из глаз посыплется от злости.
— Этот наглый пацан мне все соревнования перегадил, — приблизившись, вполголоса проговорил Рыков.
Проследив за взглядом Гришковца, он повернулся к табло.
— Вес поднял, — проговорил Гришковец — зачем?
— Не знаю, — нахмурил брови Рыков. — Он, видать, задумал что-то. Ни одного успешного подхода на полтинник у него не было. А тут сразу пятьдесят семь?
Гришковец задумался.
— Ты не знаешь, он такой вес брал?
— Нет, — качнул головой тренер. — Не брал. Я его тренировки видел. Он работал от пятидесяти килограммов всегда.
Рыков украдкой бросил взгляд на сидящих и ждущих выхода атлета зрителей. Осмотрелся тихонько. Потом подался к Гришковцу, начал полушепотом:
— Ну вы ж его того? Ну…
— Вадим, — вздохнул судья — Сегодня работать, скажем так, тяжеловато. Каждый раз я шкурой рискую, когда поднимаю флаг.
Гришковец указал взглядом в сторону столиков жюри.
— Они сегодня внимательные, как мужики в женской бане. А все секретарь нынешний… Мы им по несколько минут втолковывали, почему даем Медведю красный флаг. Если что будет не так, то покатится вся моя карьера псу под хвост.
— Дядь Петь… Вы же обещали мне помочь. Я теперь хочу, чтобы