Глинка рассмеялся, приняв ее слова за шутку, а она, быстро сменив тему разговора, принялась расспрашивать его о жизни в Америке. Пока они разговаривали и смеялись, я отошел в сторону и закурил. Две белокурые девочки-близняшки возвращались в компании ребятни. На церковный двор они заходить не стали, а выстроились в ряд, как птицы на проводе, за низкой оградой прямо перед собором. Я видел с дюжину русых головок и слышал, как они говорят о чем-то по-чешски, все время повторяя одну и то же словосочетание: podvrzene dite[51]. Тесс все еще разговаривала с отцом Глинкой, потому я сбежал со ступенек и направился прямиком к детям, но те, заметив мой демарш, кинулись в разные стороны, как стайка голубей. Они прилетели снова, когда я показал им спину, и опять с визгом разбежались, когда оглянулся. Снова выйдя за ворота, я обнаружил, что одна девочка не убежала, а осталась стоять, прижавшись к стене. Я заговорил с ней по-немецки, попросив не бояться меня, а потом спросил:

— Почему все убегают от меня и визжат?

— Она сказала нам, что видела в церкви черта.

— Но я не черт, ты же видишь… Я просто американец.

— Она сказала, что ты из леса. Эльф.

Дэйствительно, лес почти вплотную подступал к этому городку.

— Эльфов не существует. Это все сказки.

Девочка долго смотрела на меня, а потом ответила:

— Я не верю тебе.

И упорхнула к своим подружкам.

Я ошеломленно смотрел ей вслед. Что со мной не так? Как они догадались? Где я допустил ошибку? Но мы зашли слишком далеко, чтобы меня могли испугать какие-то дети.

Подошла Тесс:

— Как насчет индивидуальной туристической программы, детка?

Рядом стоял отец Глинка:

— Фрау Тесс сказала мне, что вы музыкант и композитор. Не хотите ли поиграть на нашем органе?

Мы поднялись наверх, я сел за клавиши, посмотрел на ряды пустых скамей внизу, на позолоченный алтарь, на огромное распятие на стене, подумал, какая же музыка могла бы подойти к этому моменту, и решил сыграть «Колыбельную» Луи Вьерна. Чтобы играть на органе, нужно работать с педалями, а для этого необходимо сильно раскачиваться. Сначала было очень непривычно, но потом я представил, что это просто такой вид танца, и сразу все получилось. Музыка обрушилась на меня, словно горячий лед или чудесный, волшебный снегопад. Отец Глинка и Тесс сидели рядом. По щеке Тесс скатилась слеза.

Когда я закончил, она обняла меня и поцеловала в щеку. Мы спустились вниз, и, когда Тесс отошла, чтобы повнимательнее осмотреть церковь, я рассказал отцу Глинке о цели моего визита.

— Я хочу сделать для нее сюрприз. Составляю ее генеалогическое древо. И единственное потерянное звено — это ее дед, Густав Унгерланд, который родился в Хебе. Скорее всего, об этом есть запись в вашей церковной книге. Если бы я узнал дату его рождения, моя задача была бы завершена.

— С удовольствием приму участие в этом благородном деле. Пороюсь в нашем архиве и, наверное, сумею вам помочь. Приходите завтра. Сыграете для меня на органе еще раз?

— Только, пожалуйста, не говорите жене о моей просьбе. Это сюрприз.

Священник понимающе подмигнул.

За ужином я рассказал Тесс о предложении отца Глинки повторить завтра органный концерт, и она с радостью согласилась. В этот раз она не стала подниматься наверх, а осталась сидеть внизу, на одной из скамей. Когда мы остались с отцом Глинкой наедине, он заговорщически произнес:

— Я нашел кое-что для вас.

Мы зашли в маленькую комнатку за органом. Я сначала подумал, что он хочет показать мне церковные записи, но ошибся. Священник подошел к древнему сундуку, улыбнулся, как добрый эльф, и открыл его.

Это были ноты. «Воскресение» Малера, «Битва гуннов» Листа, «Симфоническая фантазия» Франсуа-Жозефа Фети, соло для органа Гильмана. Редкие ноты Эжена Жигу, Жана Лангле, Шарля Шейна, «Концерт для органа, струнных и литавров» Пулена, «Первая симфония» Аарона Копленда, «Токката Фестива» Барбера, Райнбергер, Сезар Франк, Гендель и куча Баха.

Я застыл, пораженный этим великолепием. На то, чтобы просто просмотреть все это, не говоря уж о том, чтобы сыграть, потребовались бы даже не месяцы… годы! А у нас оставалось лишь несколько часов. Эх, если бы было можно взять это с собой.

— Моя единственная страсть, — сказал Глинка, показывая на свое сокровище. — Увы, я не умею играть, зато люблю слушать. А у вас талант от Бога. Сыграйте что-нибудь для меня.

Я играл весь день. А он рылся в старых приходских книгах о крестинах, свадьбах и похоронах. Я, конечно же, импровизировал, используя дополнительную басовую октаву, задал почти рок-н-ролльного жара в безумном финале «Симфонического концерта» Джозефа Жонгена; во всех этих сочинениях я слышал свою музыку. Я так увлекся, что даже забыл про отца Глинку. А он между тем пришел с пустыми руками.

— Ничего нет. Я попробую связаться с другими церквями Хеба, хотя на это потребуется время.

— Хорошо. Мы подождем, но, умоляю, сделайте это побыстрее.

Мы провели еще пару дней в Хебе, и при этом нас ни на секунду не оставляло ощущение неотступной слежки. Дети показывали на нас пальцами, и даже прохожие все время пристально смотрели на нас. Тесс постоянно нервничала и никак не могла понять, зачем мы тут торчим.

Наконец отец Глинка сказал мне с торжественным видом:

— Мы нашли его, — он протянул мне фотокопию списка пассажиров парохода «Альберт», отправившегося 20 мая 1851 года из Бремена в Балтимор. В одном столбике были указаны имена, в другом — возраст:

212. Абрам Унгерланд, 42 года, музыкант.

213. Клара Унгерланд, 40 лет.

214. Фридрих Унгерланд, 14 лет.

215. Джозеф Унгерланд, 6 лет.

216. Густав Унгерланд, полгода.

217. Анна Унгерланд, 9 лет.

— Прекрасный свадебный подарок, — улыбнулся отец Густав,

Я даже не смог ничего сказать ему в ответ. Воспоминания обрушились на меня лавиной. Я всех их вспомнил. Моего брата Джозефа— Wo in der Welt bist du[52]. Сестру Анну, которая не перенесла долгого плавания. Родившегося уже в Америке мертвого младенца. Отца, мать…

— Вы сказали, что Густав уехал отсюда в 1859-м. Но документы — упрямая вещь. На самом деле это был 1851-й год.

На мгновение все эти шестеро ожили для меня. Понятно теперь, почему я не вспомнил города. Мне не было еще и года, когда моя семья переехала в Америку. Значит, меня украли не здесь.

— Вы разрешите мне лично сказать об этом миссис Дэй? Насколько я понимаю, теперь это не секрет.

— Конечно, конечно. Спасибо. Сделаем