— Ага, вот! Нашла, — моя новая знакомая ткнула пальцем в одну из карт. — Это река, а не город. Пограничная река Эгер. А город, который вы ищете, называется теперь Хеб и находится в Чехословакии, — она перевернула несколько страниц атласа. — Богемия. Раньше это была часть Германии, и город, действительно, назывался Эгер. Мне, кстати, старое название нравится больше, — мило улыбнувшись, она якобы по-дружески погладила меня по плечу. — Все-таки мы нашли его. Один город, два имени. Ваш Эгер — это чехословацкий Хеб.

— И как мне попасть в Чехословакию?

— Нужна виза. Если ее у вас нет, то никак, Заметив, как расстроили меня ее слова, она спросила: — Зачем вам нужен этот Хеб?

— Я ищу своего отца, Густава Унгерланда.

Улыбка исчезла с ее лица, и она уставилась в пол.

— Унгерланд. Погиб на войне? Или в концлагере?

— О, нет. Мы не евреи, мы католики. Он из Эгера, то есть из Хеба. Вернее, наша семья оттуда. Они эмигрировали в Америку в прошлом веке.

— Вы сможете найти записи в церковной книге, если доберетесь туда, — ее ресницы призывно хлопнули пару раз. — Разве что так.

Потом мы провели вместе еще пару часов, посидели немного в кафе, и она рассказала мне, как нелегально пересечь границу. Поздно вечером, возвращаясь на Мендельсон-штрассе, я раздумывал, что скажу Тесс про свое опоздание. Был одиннадцатый час, когда я перешагнул порог нашей комнаты. Тесс уже спала, и я тихонько проскользнул под одеяло и прижался к ее спине. Она проснулась и, повернувшись ко мне, положила голову на подушку рядом с моей.

— Прости, — сказал я. — Заблудился в библиотеке.

Ее лицо было опухшим от слез.

— Я хочу уехать из этого ужасного города. Куда-нибудь на природу. Давай поедем в горы, будем ночевать под звездным небом. Познакомимся с настоящей Германией.

— Я знаю одно место, рядом с границей, — прошептал я, — старинные замки, дикие чащи. Они только и ждут, чтобы мы раскрыли их тайны.

Глава 26

Когда я вспоминаю прошлое, мне сразу представляется утро на исходе лета, когда синева небес пронизана предчувствием осенней прохлады. Мы с Крапинкой просыпаемся среди книг и выходим из библиотеки в то волшебное время суток, когда день уже начался, но улицы еще пусты. Скоро дети пойдут в школу, а их родители — на работу, откроют свои двери магазины, но пока город принадлежит нам.

По моим подсчетам, прошло пять лет с тех пор, как мы нашли себе новый дом, пусть темный и неуютный, но зато тихий и безопасный.

Мы шли через лес к нашей шахте и разговаривали о только что прочитанных книгах. С ветки упало несколько листьев, и они заплясали на ветерке в лучах солнца. На секунду мне показалось, что это танцуют Киви и Бломма.

— Как думаешь, они действительно хотели, чтобы их поймали?

На опушке Крапинка остановилась. Дальше, до самого входа в шахту, простирался голый склон, и мы всегда пробирались по нему с осторожностью, опасаясь, что нас обнаружат на этом открытом месте. Крапинка вдруг взяла меня за плечо и рывком повернула к себе.

Неужели ты не понимаешь? Киви и Бломма не могли упустить такой случай. Они всегда хотели вернуться к людям. Они мечтали о настоящей семье, настоящих друзьях. Ты ведь сам хотел сбежать, забыл? Как я предлагала тебе сбежать вместе, тоже забыл?

Вопросы посыпались, как сахар из разорванного мешка. Я в самом деле забыл, что хотел когда-то сбежать. Я смирился с судьбой и просто жил. Воспоминания о прошлой жизни больше не волновали меня. Это сейчас, когда я перечитываю дневник и пишу эти строки, они снова ожили, но тогда, в тот момент, моя жизнь была там, рядом с Крапинкой. Я смотрел на нее, а она вглядывалась куда-то вдаль, прислушивалась к чему-то. В тот момент я понял, что люблю ее. И решил сказать ей об этом:

— Крапинка, я хочу тебе кое-что сказать…

— Погоди. Ты слышал?

Земля под нами содрогнулась, в глубине послышался грохот. Из трещины, которая служила входом в наше убежище, словно дым из трубы, вырвался столб пыли. Крапинка схватила меня за руку, и мы помчались вверх по склону, не думая об опасности. Возле входа в шахту облако угольной пыли было настолько густым, что дыхание перехватывало напрочь, и нам пришлось ждать, пока его не разгонит ветром. Изнутри доносился грохот обвалов. Наконец что-то зашевелилось в глубине прохода. Сначала появилась одна рука, цеплявшаяся за скалу, потом другая, потом — чье-то туловище. Кто-то пытался выползти наружу, но вдруг затих. Мы бросились к нему. Это оказался Бека. Вскоре, вся в саже, из шахты выбралась Луковка. Задыхаясь и кашляя, она повалилась на землю рядом с Бекой. Одна ее рука была веревкой привязана к груди.

— Что случилось? — спросила, наклонившись к ней, Крапинка.

— Обвал, — прохрипела Луковка.

— Кто-нибудь там есть?

— Не знаю, — она убрала грязную прядь с неподвижного лица Беки.

Мы зажгли факелы и, переборов страх, отправились в темноту шахты, окликая своих друзей. Наконец чей-то голос отозвался: «Мы здесь. Здесь. Идите сюда». Пробираясь сквозь тучи угольной пыли, мы двинулись вниз по центральному тоннелю, а затем свернули налево, в боковое ответвление, которое вело в зал, служивший нам общей спальней. У самого входа стоял Лусхог. Его лицо, волосы и одежда были покрыты толстым слоем черной пыли, а на щеках светлели дорожки от слез. Окровавленные пальцы тряслись. В зыбком свете факелов я разглядел спину Смолаха. Тот стоял возле завала и отбрасывал в стороны обломки камней. Больше никого не было видно. Мы присоединились к нему и тоже стали разбирать гору обрушившейся породы, которая вздымалась до самого потолка.

— Их засыпало, — дрожащим голосом промолвил Лусхог. — Мы бы тоже сейчас были там, если бы не вышли покурить. Они там вроде стонут…

— Мы видели Беку и Луковку, они уже снаружи, — сказал я.

— Эй, вы там живы? — прокричала Крапинка, прижавшись ухом к завалу. — Держитесь! Мы вас вытащим!

Мы работали до тех пор, пока не вырыли небольшой проход, в который смог бы пролезть Лусхог, известный своей невероятной способностью к трансформации. Он юркнул туда и исчез. Через какое-то время Крапинка прокричала в отверстие:

— Видишь что-нибудь?

— Копайте, — раздалось в ответ. — Тут кто-то дышит.

Ни слова ни говоря, мы принялись расширять лаз. Мы слышали, что Лусхог там, внутри, тоже роет навстречу. Каждые несколько минут он разговаривал с кем-то, явно его подбадривая, а потом кричал нам, чтобы мы работали быстрее. Мы рыли изо всех сил. Мышцы болели, пальцы