Мое внимание привлекает группа бродячих артистов возле обшарпанной красной повозки странной округлой формы. Она стоит в укромном месте, под сенью двух дубов. Узкое длинное окошко прикрыто черными занавесками с рюшами, а под ним, на небольшом выступе, красуются бутылочки с разноцветными микстурами. Возможно, это и не лекарства вовсе, а огненные напитки.

Из повозки выходит женщина с длинными бордовыми волосами и тонким золотым обручем на голове. Ее шея и плечи совершенно оголены, из декольте легкой белой блузы с широкими длинными рукавами грозит выпрыгнуть пышная грудь. Будь я мужчиной, не смогла бы отвести от нее глаз. Да я и так, если честно, таращусь на незнакомку.

Она обходит повозку твердой походкой, подхватывает бутылек, откупоривает и выпивает залпом содержимое. Ее тело чуть заметно дрожит. Наши взгляды встречаются. Девушка манит меня пальцем и указывает на товар.

– Возьмешь парочку эликсиров?

Я робко качаю головой и отступаю на шаг.

Тут занавеска в окошке отъезжает в сторону, и на меня смотрит старушка. Ее лицо, сплошь покрытое морщинами, похоже на высушенный фрукт.

– Кто пожаловал в наш фургон? – кудахчет она и проваливается куда-то вниз.

Через несколько мгновений старушка оказывается возле меня. Она еле достает мне до пояса.

– Купи мой браслетик, сладкая, а я тебе погадаю, – крякает старушка. Красноголовая девушка хмыкает, в ее руке словно из воздуха появляется яблоко, которое она смачно откусывает.

– Спасибо, но у меня нет на это монет.

– На это – не на это. Откуда ж тебе знать, что пригодится! – взмахивает коротенькими ручками старушка.

Хочу уйти, но старушка так и суетится у меня под ногами:

– Раскрой ладошку, я тебе погадаю. Ты только погляди на браслетики! Разве тебе жалко пару монет для старухи?

И в самом деле, вдруг думаю я. Раскрываю ладонь. Старушка долго хмурится и что-то бормочет себе под нос. Потом сворачивает мою ладонь в кулак и улыбается беззубым ртом.

– Жить будешь долго, выйдешь замуж за принца, нарожаешь кучу детишек.

Она замолкает и хитро смотрит на меня, а я вспоминаю недавнее гадание для Витриции.

– А теперь моя пара монеток?

Она раскрывает почти детскую ладошку. Я качаю головой, и старушка хмурится:

– Ты должна отдать мне что-то взамен, понимаешь?

– Но у меня правда ничего нет.

Она всматривается в мое лицо, будто может увидеть его под маской.

– Ничего? А имя?

Какая ерунда. Кому интересно, мое имя?

– Как тебя зовут, милая?

– Ирис, – отвечаю я, сама не понимая зачем. Просто не могу держать язык за зубами. Слова скатываются с губ, словно горошины.

Старушка щерит рот с двумя выпавшими передними зубами. Распахивает пестрый балахон, и я вижу множество круглых деревянных бусин, нанизанных на нити. Удивительно, как она не падает под весом всех этих браслетов.

– Вытяни ручку, – велит она.

– Да бросьте, – вдруг говорю я, немного опомнившись. – Ваше гадание просто глупости.

Угораздило же ее выбрать для гаданий именно меня! Видию!

– Вытяни руку. – Глаза старушки вдруг как два серых камня.

Я снова подчиняюсь ей.

Она цепляет мне на запястье браслет-четки с круглыми деревянными бусинами и одной окрашенной в полуночно-синий цвет.

В ней виден отблеск Хильдегарды, тонкого золотистого полумесяца, похожего на кривую улыбку. Ухмыляется мне и старуха. В ее глазах шевелится нечто нехорошее. Волчье. Дикое. Древнее.

Но вдруг этот тайный уголок наводняет компания юношей и девушек в нарядах сельчан. Красным огнем поднимаются на ветру волосы девушки, и она скрывается в «фургоне», а старуха раздает девушкам деревянные браслетики. Звенят монетки. Звенит в ушах. Я безотрывно смотрю на запястье, на синюю бусину.

Я жду, понимаю я. Жду, что она окажется силоцветом. Но это просто крашеная деревяшка. Она молчит, как и мои камушки.

Неужели я на миг подумала, что я какая-то особенная? Что камни выбрали меня?

Теперь они изгнали меня, лишили своего покровительства. И я снова никто. Девочка, которая никому не нужна и никому не интересна.

На мои плечи вдруг ложатся теплые ладони. Невесомые, но уверенные.

Я не могу дышать. Оборачиваюсь, сердце замирает, а вместе с ним и душа. Она больше не мечется. Она спокойна.

Музыка смешивается с туманом. Призрак не сводит с меня серых глаз. Хорошо, что мое лицо наполовину скрыто маской – надеюсь, он не заметит румянца.

– Мне кажется или ты избегала меня? – без нотки веселости спрашивает он.

– Не про себя ли ты говоришь? – отвечаю я. – Ты был довольно-таки увлечен беседами с принцессой.

Музыка становится настойчивей. Ей сложно сопротивляться. Мы медленно идем по улице среди акробатов на ходулях, шутов и танцующих пар. Коломбина и Призрак.

Я замечаю вдалеке королевскую процессию, но мы не торопимся к ней. Замедляем шаг. Отчего-то я зла на Призрака, но не могу понять причину.

В какой-то момент его рука ложится мне на талию, а второй он подхватывает мою ладонь в перчатке, под которой спрятано кольцо с силоцветом.

– Мы могли бы немного… потанцевать? – спрашивает Призрак, желая поймать мой взгляд, но, встретившись с ним, отворачивается и выдыхает облачко пара. Странно, но я даже не почувствовала, когда похолодало.

Призрак отводит в сторону мой плащ, притягивая ближе к себе. Собираюсь ответить ему, что не умею танцевать, когда он делает первый шаг. Напористый, беспрекословный. Я вынуждена подчиниться, и мне это безумно нравится.

Туман приносит прохладу, но еще никогда мне не было так тепло. Мы неспешно кружимся по широкой главной улице. Я не замечаю никого, кроме Призрака. Он здесь, со мной, и смотрит лишь на меня. А вдруг он снова проверяет меня? – влетает в голову пугающая мысль.

Сбиваюсь с ритма, хочу убрать руку из его ладони, но он сжимает ее крепче, не отпускает. Сбежать я не могу. И не хочу.

Он останавливается между двумя танцующими парами и кружит меня на месте, после чего мощным рывком уводит за собой направо. Мы оказываемся в тесном переулке, где больше нет никого, кроме нас. Сюда не проникает даже свет фонарей. Темнота окутывает меня, я не вижу ничего кругом.

Мы все еще движемся в танце, медлительном, ленивом, будто покачиваемся на волнах этой ночи. Ночь Туманов. Белесый шлейф пробрался и сюда, рассеиваясь легкой синеватой дымкой. От каменных стен домов идет холод, и впервые за вечер мне становится по-настоящему зябко. Я не могу говорить. Забыла как. Да и Призрак тоже. Он лишь смотрит, и смотрит, и смотрит…

Взгляд его опускается вдруг ниже. Наконец он позволил себе посмотреть на