Шрифт:
Закладка:
Мое внимание привлекает группа бродячих артистов возле обшарпанной красной повозки странной округлой формы. Она стоит в укромном месте, под сенью двух дубов. Узкое длинное окошко прикрыто черными занавесками с рюшами, а под ним, на небольшом выступе, красуются бутылочки с разноцветными микстурами. Возможно, это и не лекарства вовсе, а огненные напитки.
Из повозки выходит женщина с длинными бордовыми волосами и тонким золотым обручем на голове. Ее шея и плечи совершенно оголены, из декольте легкой белой блузы с широкими длинными рукавами грозит выпрыгнуть пышная грудь. Будь я мужчиной, не смогла бы отвести от нее глаз. Да я и так, если честно, таращусь на незнакомку.
Она обходит повозку твердой походкой, подхватывает бутылек, откупоривает и выпивает залпом содержимое. Ее тело чуть заметно дрожит. Наши взгляды встречаются. Девушка манит меня пальцем и указывает на товар.
– Возьмешь парочку эликсиров?
Я робко качаю головой и отступаю на шаг.
Тут занавеска в окошке отъезжает в сторону, и на меня смотрит старушка. Ее лицо, сплошь покрытое морщинами, похоже на высушенный фрукт.
– Кто пожаловал в наш фургон? – кудахчет она и проваливается куда-то вниз.
Через несколько мгновений старушка оказывается возле меня. Она еле достает мне до пояса.
– Купи мой браслетик, сладкая, а я тебе погадаю, – крякает старушка. Красноголовая девушка хмыкает, в ее руке словно из воздуха появляется яблоко, которое она смачно откусывает.
– Спасибо, но у меня нет на это монет.
– На это – не на это. Откуда ж тебе знать, что пригодится! – взмахивает коротенькими ручками старушка.
Хочу уйти, но старушка так и суетится у меня под ногами:
– Раскрой ладошку, я тебе погадаю. Ты только погляди на браслетики! Разве тебе жалко пару монет для старухи?
И в самом деле, вдруг думаю я. Раскрываю ладонь. Старушка долго хмурится и что-то бормочет себе под нос. Потом сворачивает мою ладонь в кулак и улыбается беззубым ртом.
– Жить будешь долго, выйдешь замуж за принца, нарожаешь кучу детишек.
Она замолкает и хитро смотрит на меня, а я вспоминаю недавнее гадание для Витриции.
– А теперь моя пара монеток?
Она раскрывает почти детскую ладошку. Я качаю головой, и старушка хмурится:
– Ты должна отдать мне что-то взамен, понимаешь?
– Но у меня правда ничего нет.
Она всматривается в мое лицо, будто может увидеть его под маской.
– Ничего? А имя?
Какая ерунда. Кому интересно, мое имя?
– Как тебя зовут, милая?
– Ирис, – отвечаю я, сама не понимая зачем. Просто не могу держать язык за зубами. Слова скатываются с губ, словно горошины.
Старушка щерит рот с двумя выпавшими передними зубами. Распахивает пестрый балахон, и я вижу множество круглых деревянных бусин, нанизанных на нити. Удивительно, как она не падает под весом всех этих браслетов.
– Вытяни ручку, – велит она.
– Да бросьте, – вдруг говорю я, немного опомнившись. – Ваше гадание просто глупости.
Угораздило же ее выбрать для гаданий именно меня! Видию!
– Вытяни руку. – Глаза старушки вдруг как два серых камня.
Я снова подчиняюсь ей.
Она цепляет мне на запястье браслет-четки с круглыми деревянными бусинами и одной окрашенной в полуночно-синий цвет.
В ней виден отблеск Хильдегарды, тонкого золотистого полумесяца, похожего на кривую улыбку. Ухмыляется мне и старуха. В ее глазах шевелится нечто нехорошее. Волчье. Дикое. Древнее.
Но вдруг этот тайный уголок наводняет компания юношей и девушек в нарядах сельчан. Красным огнем поднимаются на ветру волосы девушки, и она скрывается в «фургоне», а старуха раздает девушкам деревянные браслетики. Звенят монетки. Звенит в ушах. Я безотрывно смотрю на запястье, на синюю бусину.
Я жду, понимаю я. Жду, что она окажется силоцветом. Но это просто крашеная деревяшка. Она молчит, как и мои камушки.
Неужели я на миг подумала, что я какая-то особенная? Что камни выбрали меня?
Теперь они изгнали меня, лишили своего покровительства. И я снова никто. Девочка, которая никому не нужна и никому не интересна.
На мои плечи вдруг ложатся теплые ладони. Невесомые, но уверенные.
Я не могу дышать. Оборачиваюсь, сердце замирает, а вместе с ним и душа. Она больше не мечется. Она спокойна.
Музыка смешивается с туманом. Призрак не сводит с меня серых глаз. Хорошо, что мое лицо наполовину скрыто маской – надеюсь, он не заметит румянца.
– Мне кажется или ты избегала меня? – без нотки веселости спрашивает он.
– Не про себя ли ты говоришь? – отвечаю я. – Ты был довольно-таки увлечен беседами с принцессой.
Музыка становится настойчивей. Ей сложно сопротивляться. Мы медленно идем по улице среди акробатов на ходулях, шутов и танцующих пар. Коломбина и Призрак.
Я замечаю вдалеке королевскую процессию, но мы не торопимся к ней. Замедляем шаг. Отчего-то я зла на Призрака, но не могу понять причину.
В какой-то момент его рука ложится мне на талию, а второй он подхватывает мою ладонь в перчатке, под которой спрятано кольцо с силоцветом.
– Мы могли бы немного… потанцевать? – спрашивает Призрак, желая поймать мой взгляд, но, встретившись с ним, отворачивается и выдыхает облачко пара. Странно, но я даже не почувствовала, когда похолодало.
Призрак отводит в сторону мой плащ, притягивая ближе к себе. Собираюсь ответить ему, что не умею танцевать, когда он делает первый шаг. Напористый, беспрекословный. Я вынуждена подчиниться, и мне это безумно нравится.
Туман приносит прохладу, но еще никогда мне не было так тепло. Мы неспешно кружимся по широкой главной улице. Я не замечаю никого, кроме Призрака. Он здесь, со мной, и смотрит лишь на меня. А вдруг он снова проверяет меня? – влетает в голову пугающая мысль.
Сбиваюсь с ритма, хочу убрать руку из его ладони, но он сжимает ее крепче, не отпускает. Сбежать я не могу. И не хочу.
Он останавливается между двумя танцующими парами и кружит меня на месте, после чего мощным рывком уводит за собой направо. Мы оказываемся в тесном переулке, где больше нет никого, кроме нас. Сюда не проникает даже свет фонарей. Темнота окутывает меня, я не вижу ничего кругом.
Мы все еще движемся в танце, медлительном, ленивом, будто покачиваемся на волнах этой ночи. Ночь Туманов. Белесый шлейф пробрался и сюда, рассеиваясь легкой синеватой дымкой. От каменных стен домов идет холод, и впервые за вечер мне становится по-настоящему зябко. Я не могу говорить. Забыла как. Да и Призрак тоже. Он лишь смотрит, и смотрит, и смотрит…
Взгляд его опускается вдруг ниже. Наконец он позволил себе посмотреть на
