под одной крышей, грелись у одного очага, и она была такой же своенравной, взбалмошной. Неужели ничуть не изменилась?.. А куда ему в самом деле торопиться? Отогреться бы не мешало, да и поесть-попить — тоже. С раннего утра на ногах…

Однако, когда подошли директор с чабаном, он решительно отсек эту соблазнительную мысль и, холодно попрощавшись, сел в машину. Шрынгуль при людях не осмелилась что-либо сказать. Он круто развернул машину, чтоб выехать на дорогу, и на повороте покосился в окошко. Шрынгуль стояла одинокая, грустная. Недавняя игривая улыбка исчезла. Склонив голову набок, она заправляла под шаль растрепавшиеся волосы и грустно смотрела ему вслед… Сердце Абсаттара на мгновение сжалось. Неужели за все эти годы он так и не смог забыть ее? Ай, нет, надо выкинуть из головы эту блажь. Не мальчишка ведь — остепенившийся мужчина. Ему нужно объездить все фермы и скорее вернуться в район. Однако смятение и растерянность так и не покидали его весь день. Он посетил еще две-три фермы, поспешно, на ходу, отдал какие-то незначительные распоряжения, сознавая, что сегодня он уже не работник, не советчик. В таких случаях он предпочитал оставаться с собой наедине, подумать, поразмыслить. К обеду он вернулся в район, закрылся в своем кабинете, предупредив секретаршу, что должен готовить материал для бюро, и чтобы она никого к нему не пускала. Уединиться, однако, не удалось. Едва он опустился на стул, как затрезвонил телефон. Он схватил трубку, раздраженно пробурчал:

— Я ведь только сейчас вас предупреждал!

— Извините, агай… Я… — секретарша запнулась. — Вас вызывает Гафеке…

— Куда?

— К себе, в райком…

Ничего тут не поделаешь. Гафеке, первый секретарь райкома, больше всего ценил в людях пунктуальность и аккуратность. Абсаттар оделся и поспешно вышел.

Нежданная встреча на чабанском стойбище всерьез растревожила Абсаттара.

…То было весной. Все вокруг буйно цвело, зеленело, как всегда в конце мая, когда природа расцветает вдруг в пышной, пьянящей красе, точно невеста на выданье. Держась за руки, шли они по безлюдной степи, часто останавливались, очарованные, потрясенные радужными красками степи. Только теперь Абсаттар почувствовал, как за время учебы соскучился, истомился по родному аулу, по первозданному диву отчего края. Он с наслаждением вдыхал хмельные запахи степи, подставлял молодую грудь легкому бодрящему ветерку. У ног его колыхалось, мягко шелестело упругое, сочное разнотравье, будто накатывалась волна за волной в безбрежном море. То здесь, то там островками выделялись тамариск и колючий тростник, которые сейчас, в пору цветения, придавали степи неповторимый оранжево-красноватый оттенок. На склонах редких песчаных холмов пылали, пламенели тюльпаны. По голубому небу плыли одинокие белесые тучки-барашки. Низко-низко, над самой головой, стремительно проносились ласточки, посвистывая крылышками.

Все так же держась за руки, они далеко ушли от аула и свернули к устью большого канала. К лету берега канала обычно зарастали камышом, тростником-кураком, душистой мятой, а пока здесь, на пологом берегу запруды, красовались, источая острый сладковатый аромат, две раскидистые джиды — пышные плодовые деревца, которые были в самом цвету.

Они, скользя по обрыву, спустились к каналу, подошли к дикой джиде, легли на нетронутую, нежную травку под ней. В тени было прохладно и тихо, даже ветерок не доходил сюда. На толстых корявых сучьях джиды застыла янтарная древесная смола, и от густого запаха ее, перемешанного с запахом цветов и трав, сладко кружилась голова. Вытянувшись на податливо мягкой, как длинный ворс, траве, он с тайным восторгом смотрел на девушку. Она сидела, опираясь на руки и сильно запрокинув голову, и любовалась густой листвой джиды.

Абсаттар облизнул сухие, пылающие губы, судорожно повел кадыком. Ах, до чего же хороша эта Шрынгуль, его Шрынгуль!.. В глубине раскосых глаз, затененных длинными, загнутыми кверху ресницами, притаился таинственный огонек, который вот-вот разгорится черным пламенем. Нос прямой, маленький, с едва заметной горбинкой. Губы, полные, красные, нервно трепетали, вздрагивали, точно чуткий лепесток цветка под легким дуновением. Во всем облике цветущей восемнадцатилетней девушки Абсаттар не находил никакого изъяна. На смугло-матовом лице ни единого пятнышка; на щеках играет румянец. От нежного, чуть наметившегося изгиба между круглым подбородком и трепетной гладкой шеей, просто невозможно было оторваться. Светлое ситцевое платье плотно облегало точеную легкую фигурку. Из-за глубокого выреза платья упруго выпирали твердые девичьи груди. Узкая светлая полоска, нетронутая загаром, смущала и восхищала Абсаттара.

Он не мог налюбоваться девушкой. Себя Абсаттар тоже считал парнем — не промах. Конечно, красотой особенной не выделялся, но в конце концов для мужчины это не главное. Ростом, правда, маловат, да шея, может, толстовата, зато во всем остальном — порядок. И лицом недурен: ни рябой, ни конопатый. Брови густые, черные; в круглых, больших, чуть сероватых глазах — яркий блеск. К фигуре тоже не придерешься: как-никак занимается в гимнастической секции при институте. К тому же немного играет на домбре. Разве в двадцать один год этих достоинств мало? В городе, случалось, забавы ради приударял за девушками, но ни одной по-настоящему не увлекся. Да и зачем они, когда у него есть Шрынгуль?!

Да… Шрынгуль — прелесть. Верное ей дали имя — Благоухающий цветок. Абсаттар и мизинчика ее не стоит. Ну, что из того, что он студент четвертого курса зооветеринарного института? Что отец — председатель колхоза? На авторитете отца долго не продержишься. Нет, что ни говори, не ровня ей Абсаттар. И ростом она, пожалуй, чуточку выше. Смущается джигит, весь как-то внутренне съеживается, когда за их спиной аульные остряки поют недвусмысленную песенку:

За селом цветет джида,

Той джиде нужна вода,

Парню рослому под стать

Низкорослая жена.

Один, он никому ни в чем не уступит, а рядом с Шрынгуль всегда невольно тушуется. Они, можно сказать, выросли вместе. Еще в школе нравились друг другу, дружили. Потом, уже в старших классах, былая непосредственность в их отношениях вдруг исчезла, при встречах оба начинали краснеть, смущаться. А годы шли. Он поступил в институт, Шрынгуль "провалилась", вернулась в аул и стала пионервожатой в родной школе. Приезжая на каникулы, Абсаттар каждый раз встречался с ней. Он и теперь робел, не осмеливался даже прикасаться к ней, вел долгие и нудные философские беседы. Вообще в юности Абсаттар был неисправимым мечтателем, очень впечатлительным, наивным. Книжки читал запоем, при этом спешил скорее рассказать о прочитанном самым близким друзьям. Втайне он подражал любимым героям.

Когда женился старший брат, Абсаттар, отпросившись на три дня, приехал в аул. На свадьбе, на молодежных вечеринках они с Шрынгуль не расставались. Тетушки посмеивались, подтрунивали над ним: "Теперь