Вскоре перед глазами путников открылось зимовье третьей фермы. В этих краях Абсаттару раньше не приходилось бывать, поэтому он внимательно вглядывался вокруг. Чабаны расселились подальше друг от друга. Так, конечно, удобней: не перемешаются отары.

У высокого, с шиферной крышей дома юркий газик остановился. Тут же подъехал уполномоченный. Из-под навеса выскочил огромный пестрый кобель и гулко, простуженно залаял. Директор, неуклюжий в толстой зимней одежде, с трудом вылез из кабины и хриплым, густым басом прокричал:

— Эй, кто тут есть? Выходи!

На крик вышел черный увалень в потрепанном лисьем треухе, овчинном полушубке, в громадных, войлоком отделанных сапогах. Должно быть, чабан нечасто пользовался бритвой: лицо было обметано густой щетиной.

Поздоровались.

— Ну, чего стоим? Заходите в дом! — сказал чабан.

Директор вопросительно глянул на уполномоченного, но тот хмуро заметил:

— Давайте сначала пройдемся по кошаре.

— Хорошо… — поспешно согласился директор и представил хозяина. — Это, Абеке, гордость нашего совхоза — Сармантай Айдаров. В прошлом году, может, помните, он получил от ста овцематок сто восемнадцать ягнят.

— Очень приятно!.. — кивнул уполномоченный, с ног до головы оглядывая чабана. Про себя с восхищением подумал: "Такому никакой буран не страшен!" Фамилия чабана была ему знакома, но видел его впервые. В этом районе Абсаттар работал всего лишь неполных два года и еще не всех передовиков знал в лицо.

Похвала директора заметно смутила чабана, и уполномоченному это понравилось. Он по опыту знал: простые, настоящие труженики всегда поразительно скромны и искренни.

Уполномоченный приветливо кивнул чабану, который, видно, приходился ему сверстником, и улыбнулся:

— Ну что, хваленый джигит, может, покажешь нам свои владения?

Сармантай повел гостей к кошаре рядом с домом. У чабана была своеобразная походка; его все заносило то в одну, то в другую сторону, точно неравномерно навьюченного верблюда.

Кошара выглядела вполне прилично. Ни щелей, ни прогнивших подпорок. Только не мешало бы основательно почистить, постелить сухого сенца, иначе при таком морозе, да еще в сырости бедняжкам-овцам и околеть не мудрено. Уполномоченный, чуть нахмурясь, спросил:

— Почему так запущено?

— Не успеваю убирать, — пожаловался чабан. — Помощник мой в город уехал… на курсы…

— Да, да! — поспешил директор чабану на помощь. — Беда! Всюду не хватает людей.

Теперь они направились к открытому загону, огороженному сухими суковатыми ветками джиды. Овцы Сармантая особой упитанностью, пожалуй, не отличались, но и голодная смерть им не угрожала. Возле загона темнела довольно солидная скирда.

— Падежа нет? — поинтересовался уполномоченный.

И опять директор опередил чабана.

— Что вы?! У Айдарова ни одна овечка не подохнет. Уж если у него падеж, то у других мор начнется…

— Кормов достаточно?

— Какой там?! — вновь завелся директор. — Корма, что совхозу отпустили, давно кончились! Абеке, надо бы этот вопрос ребром поставить на бюро.

Уполномоченный ничего не ответил. Внимание его привлекли плотно сбившиеся в кучу овцы. По углам загона лежали охапки клевера, но — странное дело! — овцы почему-то почти не дотрагивались до него. Даже явно отощавшие, с провалившимися боками матки нехотя касались его губами и тут же понуро застывали, задран морды. С голоду, бывает, овцы друг с друга шерсть сдирают, а эти отчего-то тоскливо глядят по сторонам. Уполномоченный удивленно посмотрел на чабана, собираясь поделиться своими сомнениями, но тут взгляд его случайно упал на иссохшую пустую колоду у стенки, и ему сразу все стало ясно. Настроение его мигом испортилось, как погода в ненастный осенний день. В голосе послышались гнев и раздражение.

— Эй, товарищи, что же это получается?! Скотина-то непоенная!

Директор виновато заморгал и растерянно уставился на чабана. Тот вконец смутился, начал носком сапога ковырять землю.

— Ну, как это?.. Поил… немного, правда… — выдавил, наконец, он из себя.

— Что значит "немного"?! — распалялся Абсаттар. — Ты что, всех, кроме себя, за дураков считаешь?! Снег на дне колоды видишь? А когда шел снег, помнишь? Три дня назад! Три дня, значит, в твоей колоде капли воды не было! Потому твои овцы и отворачивают морды от клевера. Они от жажды изнывают! Эх, вы… бестолочь!..

Наблюдательность уполномоченного поразила директора. Он почувствовал себя обескураженным. Действительно, как он мог не заметить снега на дне колоды? Он яростно обрушился на своего передовика:

— Сколько же можно твердить? Почему не следите за скотиной?! Что вы за олухи такие?! Ну, подождите! Я вам всыплю на партсобрании. Взвоете у меня!..

— Где же воду взять? — начал оправдываться чабан, задетый за живое. — Мотор не работает. Сказал завфер-мой, чтобы моториста прислал… Теперь и завфермой пропал, и моториста нет. А я один что могу?..

— Бестолочь! Трепачи! — Абсаттар гневно махнул рукой и решительно направился к своей машине.

В это время на пороге дома показалась женщина в серой пуховой шали. Разгневанный уполномоченный рассеянно скользнул по ней взглядом, рванул дверцу машины, и только занес было ногу на подножку, как услышал за спиной насмешливый грудной голос.

— Ну, конечно, какой же начальник добрых людей не бранит!

Абсаттар, все так же хмурясь, обернулся — и замер, глядя на подошедшую к нему вплотную женщину.

Это была Шрынгуль.

У Абсаттара гулко заколотилось сердце, кровь ударила в лицо, губы дрогнули, невнятно прошептали:

— Здра-авствуй…

Неожиданная встреча его ошеломила. Он преобразился на глазах, стал какой-то смирный, кроткий. К счастью, кроме них, вокруг никого не было. Директор и чабан свернули за угол загона. И оттуда доносилась ругань: видно, крепко озлился директор на своего передовика, осрамившего его перед районным начальством.

— Ой, ка-ак ты изменился! — Она не то улыбнулась, не то усмехнулась.

— Изменишься поневоле… — Абсаттар потер красные от бессонницы глаза. Голос его прозвучал тихо, устало. — Стареем ведь… Да и работа такая… Нелегко.

Шрынгуль с нескрываемым любопытством разглядывала его.

— Не-ет… ты, пожалуй, похорошел… — Она цокнула изумленно. — Пополнел, гладкий стал. Вон и животик выпирает… Неплохо, видно, живешь, да?

В ее голосе Абсаттару почудилась насмешка. Он хотел ответить в таком же тоне, но не смог. Сколько лет прошло, сколько воды утекло!.. В шестьдесят четвертом они расстались. Как чужие. Навсегда. Ничего уже их не связывало. И вот встретились нежданно-негаданно в степи, хмурым зимним днем на чабанском стойбище. Впрочем, что в этом удивительного? В жизни всякое случается. И встречи, и разлуки. От них бывает грустно, или радостно — все равно. Какое это имеет значение?.. Так подумал про себя Абсаттар и сразу же овладел собой.

— Ну, я спешу… — Он кивнул в сторону директора и чабана, которые в это время направились к ним. — Тот джигит, видать, твой муж?

— Да, муж… Неужели и в дом не зайдешь? Куда в такую холодину торопиться?

Абсаттар опешил. Он удивлялся ее спокойствию, выдержке. Когда-то они жили