Сначала кто-то из нас пошутил, что-то вроде: «Как же крепко спит эта сволочь за стеной!» Все рассмеялись. Потом мы задумались. Кто там живет? Может быть, та семейная пара, где она очень маленькая и круглая с всклокоченными черными кудрями, а он такой высокий, что когда стоит в задумчивости во дворе, кажется, что еще немного и он сможет заглянуть в окна второго этажа? Да нет. Они живут через этаж. Или может это квартира алкоголического семейства, вяло фланирующего вечерами вокруг дома с огромным ухоженным ризеншнауцером? Хотя нет, они живут прямо над нами... Или там доживает свой век дед с темными бычьими глазами, который иногда почему-то здоровается по-немецки. Но это не может быть он, потому как он точно живет напротив. И это не у армян, и не у матери-одиночки, и не у весело живущих подростков!..

Мы поняли, что представления не имеем о том, кто живет в соседней квартире. Крадучись, мы вышли в подъезд и прислушались: все верно будильник звонит за дверью №43, где-то глубоко в квартире. Потом мы подумали, что нет смысла ходить на цыпочках, раз там никто даже будильник не слышит. Но почему-то все равно продолжили говорить вполголоса. Посовещавшись, мы робко позвонили в дверной звонок, но нам никто не открыл, и мы с облегчением решили, что на сегодня сделали все, что могли. Звонить в милицию, службу спасения и, тем более, в Скорую показалось нам тем более неуместным. Мы вернулись домой.

Комнату обволакивал шершавый свет фонарей за окном, соседская собака стала чесаться, выдавая дробь в наш потолок, как она делала каждую ночь примерно в одно и то же время. По улице проехали одна-две машины. Мы почти уснули, убаюканные городской ночью, затягивающей мешок снов над нашими головами, но настырное тарахтенье будильника за стеной никак не давало забыться. Мы часто просыпались потом по ночам, зато крепко спали под шумным куполом дня, если оказывались в это время дома.

Мы старались вести себя тише, чем прежде, и часто огрызались друг на друга, если один из нас слишком громко хлопнул дверцей шкафа или уронил крышку от кастрюли. Может, мы все время ждали момента, когда будильник замолкнет, и боялись его пропустить, а может, просто стали слишком чувствительны к звукам. Когда лифт подъезжал к нашему этажу и распахивал двери, мы старались уже держать ключи наготове. Совсем не хотелось долго копаться в сумке или шарить по карманам, стоя на лестничной площадке. Иначе начинало казаться, что будильник становится все громче и громче, разрушая звуковой волной стены, дом, тебя и весь мир. Наши взгляды избегали соседней двери, когда-то аккуратно выкрашенной коричневой краской, на которой выделялся глазок с черным ободком. Если прислушаться, то непрерывный звон будильника можно было различить уже на предыдущем этаже. Даже выходя из дома, мы ловили себя на том, что звон еще около двадцати минут продолжал звучать у нас в голове.

Спящие у нас за стеной никак не хотели просыпаться. Мы пытались сообразить, какова планировка соседней квартиры, высчитывали ее окна, которые всегда оставались темны. Мы заходили к соседям, живущим над №43, якобы занять луковицу, на самом же деле, чтобы с порога рассмотреть расположение комнат. Нам почему-то казалось существенным понять, в какой комнате стоит будильник. Другие жители дома, видимо, ничего не слышали, по крайней мере, встречая их в подъезде, по их лицам невозможно было понять, разделяют ли они наше беспокойство. Мы научились доставать счета из почтового ящика с номером «43». С помощью крючка из проволоки и пинцета, ночью, когда нас никто не увидит. Сначала мы просто складывали квитанции на подоконнике в кухне, где они лежали немым укором для нас. Через два-три месяца мы не выдержали и оплатили их из отложенных на летний отдых денег. Мы боялись, что кто-то может попытаться выяснить причину неуплаты. Могли прийти люди, начать звонить и стучать в соседнюю дверь. Потом начать опрашивать соседей, в том числе и нас. А нам этого почему-то совсем не хотелось, точно мы чувствовали свою вину.

Когда приходили гости, нам было немного не по себе, потому как они не обращали внимания на звук из соседней квартиры, а мы не могли отвлечься от него даже во время разговора.

Наступила весна, и мы в первые же теплые дни открыли окна, несмотря на еще холодные потоки, пронизывающие весенний воздух. К нам ворвался шум улицы, в котором затерялся звук будильника, и нам стало жить гораздо легче и веселее. И только к вечеру, когда поток машин редел и темный воздух словно становился гуще, сквозь него вновь прорывался хрип будильника, тогда мы замечали, как меняется выражение наших лиц.

Мы стали обсуждать переезд, говорили о том, что хорошо бы подыскать жилье в том же районе. Было жалко оставлять нашу старую квартиру, наш балкон, огороженный невысокими изящными колоннами, где было так приятно летом сидеть на солнце. Но мы собрали большую часть нужных документов, агентство подобрало нам несколько неплохих вариантов. Все было решено. Перед переездом – последним и самым сложным этапом, – мы решили съездить на неделю в наш летний дом. Спящие за стеной расшатали нам нервы, и мы хотели собраться с мыслями, чтобы все сделать верно и ничего не забыть. Вот мы упаковали вещи, выключили холодильник и компьютеры, полили цветы, подхватили сумки и направились к двери. Вдруг звук будильника смолк, мы остановились, у кого-то из нас вырвался короткий похожий на кашель смешок. Мы стояли в сумерках прихожей со свисающими руками, все еще сжимающими ручки сумок, и прислушивались. В подъезде послышались голоса. Мы выглянули на лестничную клетку. Дверь №43 стояла распахнутой настежь, ее подпирал ящик с подписью «книги». Лифт хлопал дверями на первом этаже, видимо, в него затаскивали мебель. Грузчик прошмыгнул в соседнюю квартиру с креслом в руках, за ним девочка лет восьми, деловито обхватившая клетку с каким-то мелким грызуном.

Мы вышли, тихо затворив за собой дверь, и, проходя мимо соседней квартиры, заглянули краем глаза в ее обживаемую пустоту, откуда слышалось только, как шаркает по полу мебель и смеется девочка. Мы торопливо спустились по лестнице.

Владимир ГОЛЬДШТЕЙН

ОСОБОЕ ЖЕЛАНИЕ

Никаких джиннов, троллей, гномов, фей и прочей сказочной дребедени не бывает. Не бы-ва-ет! Ну, нету их в природе и все тут! Конечно – люди, которым вечно не хватает радостей да чудес, напридумывали себе всякую сказочную братию