Наконец, слышу легкие шаги и в столовой появляется дочка. Медленно рассматриваю ее, замечаю, как ей идет легкое черное платье до колена. Дашка стройная, невысокая, фигурой пошла в свою мать, такая же изящная, хрупкая. Волосы длинные до талии, светлокаштановые, тоже как у Риты, вот глаза мои, улыбка моя. Любуюсь дочерью, улыбаюсь ей. Подбегает ко мне и целует в щеку, садится за стол, пододвигая к себе блюдо с сырниками.

— Папа, ты зачем так рано? — недовольно ворчит Дашка, — Я думала, мы к маме чуть позже поедем.

— Ничего не рано, — ворчу я, снова бросая взгляд в газету, — Потом у тебя салон, прическа, платье, мало времени до выпускного.

— Мы успеем, ты как старичок становишься, чем раньше встаешь, тем старее, — морщится дочка.

— Ничего себе, заявочки, — удивленно приподнимаю брови и вижу на красивом лице лукавую улыбку. Вот же, засранка, специально задирает.

— Да, я шучу, ты у нас мужчина хоть куда, — оправдывается Дашка, засовывая в рот сразу целый сырник. Наблюдаю, как жует, запивая кофе.

— После выпускного помнишь, что только до десяти? — говорю строго.

— Ну папа, все пойдут гулять, а я домой? — ноет дочь, — Мама бы разрешила.

— Запрещенный прием, — огрызаюсь я.

— Знаю, извини, — опускает взгляд в тарелку Даша и отодвигает от себя сырники, — Не хочу есть, поехали к маме.

— Поехали, — соглашаюсь я и быстро допиваю кофе, встаю из-за стола.

Пока едем в машине на кладбище, молчим. Так бывает всегда, когда едем к Рите, каждый вспоминает ее по-своему. Я, думаю о жене, как о лучике света, что мелькнул, что был в моей жизни и почти сразу погас, но изменил во мне все, перевернул с ног на голову. Рита показала мне, что есть любовь и какая она. Как можно любить другого без остатка, отдавая всю свою душу, всего себя. Научила меня любить в ответ, да так, что до сих пор не могу забыть ее.

Я не вспоминаю последние дни, которые Рита прожила практически во сне. Лекарства погрузили мою жену в сон, чтобы ей было не так больно, но редкие минуты, когда она приходила в себя, я всегда был рядом. Я любил ее, как мог, настолько сильно, что думал не выживу, когда ее не стало. Если бы не Дашка с Ромкой, возможно, так бы и было.

Вспоминаю красивые платочки на голове Риты, снова лишенной волос, я покупал ей их часто, приносил домой и она сразу мерила, смеясь:

— Какая я красотка, да, Артемка? — смеялась Рита, крутясь у зеркала.

Я смотрел на нее и пытался проглотить слезы, что уже подкатывали болезненным комом к горлу. Худая, бледная, с темными кругами под глазами, она все равно была самой прекрасной для меня женщиной в этом мире.

— Красивая, — отвечаю ей, притягивая к себе за тонкую талию, такая худенькая, что можно сосчитать каждый позвонок, а руки тонкие с почти прозрачной кожей, где видно ручейки голубых вен, — Я люблю тебя, — прижимаюсь к ее лбу губами и замираю. Сжимаю до боли глаза, вдыхая родной запах, я не смогу без нее жить, нет.

Однако смог, не сразу правда, почти два месяца не приходил в себя, пока однажды утром Дашка не нашла меня спящим на полу с бутылкой виски в руке и почти утонувшим в собственной блевотине.

— Папа, — плакала дочь навзрыд, трогая меня за плечо, пытаясь привести в чувство, — Папа, не уходи, я с кем останусь?! Папа! А Ромка? Он совсем маленький, папа!

Вот тогда во мне что-то перемкнуло, да так, что больше вообще не пил, никогда. Риты не стало через три года после рождения сына. То, чего я так боялся, случилось. Не сразу, но примерно через полтора года пошло стремительное ухудшение. Пока искали донора, пока операция, затем два месяца стерильной палаты, куда не пускали никого из нас. Я с маленьким сыном на руках общался с женой только по видеосвязи, наблюдая, как угасает Рита. Мне помогали Дашка с бабушкой, которые с Ромки пылинки сдували. Парень получился у нас крепкий, веселый. Больше смеялся, чем плакал. Дашка, вообще не отходила от него, из школы сразу к брату, так, что няни жаловались, что им нечего делать, когда дочь дома.

Сегодня у Дашки выпускной, и он совпал с годовщиной смерти Риты. Двадцать пятое мая. У нас с дочерью и сыном уже сложилась традиция, каждый праздник мы едем к маме. Ромка помнит свою мать, ему было три года, но дети есть дети, надеюсь, воспоминания о ней останутся в его сердце.

За месяц до конца Риту перевезли домой, она сама хотела, да и я настоял. Были наняты сиделки, нужная аппаратура. Организм не принял пересадку, и Рита хотела побыть с детьми. Последняя неделя выдалась очень тяжелая, жена почти не приходила в сознание. Я сидел все время у ее постели, вспоминая годы, что прожили вместе. Самые счастливые годы в моей жизни. Не знаю, права ли была Рита тогда, что обманула меня и забеременела. Без этого у нас бы не было замечательного сына, а так, возможно, Рита была бы жива. Есть ли чудеса в жизни или нет, кто знает, может и не беременность тут виновата. С нами произошло чудо, мы любили и были счастливы. Пусть недолго, но настолько ярко и сильно, что я пронесу это чувство через годы.

— Прости меня, что оставляю вас, — прошептала Рита, придя в себя незадолго до смерти, — Я виновата, но нисколько не жалею. Артем, сейчас, я могу сказать, что не переживаю за детей. Ты замечательный отец, с тобой они вырастут хорошими, сильными людьми. Прости, что тебе придется воспитывать их без меня, — белые потрескавшиеся сухие губы, ввалившиеся уже тусклые глаза, я смотрю на нее, а прекраснее никого для меня нет.

— Не оставляй нас, — сам не замечаю, как по щекам катятся слезы, — Рита, прошу, я не смогу без тебя!

— Сможешь, — пытается улыбнуться она, — И знаешь, Артем, я тебя прощаю... И очень сильно люблю.

Падаю лицом в ее руки, рыдаю словно помешанный. Не сразу замечаю, как безвольно повисает рука Риты. Хватаю ее еще теплое тело, сжимая до хруста, кричу раненым зверем. Ее больше нет.

Потом, спустя месяцы понимаю, она рядом со мной: в наших детях, в