– Вообще-то моя дочь замужем!

– Муж ее мелкий предприниматель. Ваша дочь работает менеджером в мебельном салоне. У них нет таких заработков. Кредит они не оформляли.

– Ну, мы с женой помогли им, да.

– Тогда я спрашиваю, откуда у вас такие деньги, Геннадий Петрович? Ваш официальный заработок мне известен.

– Послушайте, мы ведь с женой никогда не были безработными… Накопили. Я, вообще-то, воевал… И сейчас, как видите, ранен… Между прочим, спасая вас… Ну, я смогу, смогу объяснить, как мы накопили деньги на квартиру, черт возьми! Но мне нужно время, чтобы все припомнить, когда, где, сколько я зарабатывал. И жена. Как мы копили. В чем вы меня пришли обвинить?! В тайной коммерции?! Танки я эфиопам втихаря продавал, что ли?!!

– Вы подозреваетесь в государственной измене, – не повышая голоса, даже тише, чем обычно, проговорила Вика. – Скажите, вы воевали на Северном Кавказе?

– Но вам же известно, что да, воевал!.. Какая измена?!!

– Были ранены под Гудермесом? Лечение проходили в двадцать третьем госпитале? Так записано в вашем личном деле. Но почему же вы тогда не смогли вспомнить медсестру из госпиталя?

– А я обязан помнить всех медсестер?

– Она – не все. Она очень примечательная. И она вас тоже не помнит. Хотя помнит всех раненых, что прошли через ее руки. Вы притворились, что помните ее. В действительности вы даже не видели ее никогда. Она не могла поменять прическу. Дудаевцы замучили всю ее семью. Она была против режима Дудаева. Ей чудом удалось выжить. Наши бойцы спасли ее и ее маленькую дочь. С тех пор она работает в госпитале. У нее отсутствуют волосы на половине головы. Она всегда стрижется наголо и носит белую косынку на службе…

Архив госпиталя сгорел. По бумагам никто не мог проверить, проходили вы в нем лечение или нет. Этим вы воспользовались. Возможно, пожар в госпитале был не случаен. На самом деле вы попали в плен, оказались в отряде арабского наемника. Наемник тот давно уничтожен, но жив его заокеанский куратор. Это тот офицер ЦРУ, с которым вы на фото вместе…

Вы подозреваетесь в государственной измене и организации похищения Дениса Малиновского, – про себя Вика не упомянула, – убийстве юноши-заправщика с бензоколонки. Имеете отношение к убийству хозяина автосервиса.

– У вас есть доказательства?

– Вас видел товарищ заправщика. Он не мог помочь в составлении фоторобота прежде, но узнал вас на фотографии. Узнал из многих похожих лиц, что мы подобрали. Все запротоколировано. Вы заплатили заправщику, чтобы он испортил топливо в автомобиле Дениса Малиновского. А еще раньше вы, выполняя заказ сотрудника американского посольства, убили этнографов – супругов Нефедовых.

– Это голословное обвинение!

– Нет же. Вы изъяли у убитых вами Нефедовых сотовые телефоны. Но эфиопские коллеги помогли получить распечатку их разговоров. Они в день, когда погибли, и в предыдущий день общались только с вами.

– И что с того? Я им звонил, потому что, как военный атташе, в силу сложившейся традиции, курировал их как этнографов, членов географического общества…

Вика кивнула:

– И предали их. Они вам доверяли… Нефедовы установили контакт с лидером повстанческого отряда Леоном, который мешал преступному проекту Аш-Шабааб, патронируемому американцами. Для завершения наработки химического оружия требовалось время, а на хвост бандитам, рядившимся под французских геологов, которых они убили, сели супруги Нефедовы. Американцы понимали, что ликвидация Нефедовых лишь отсрочит рассекречивание проекта. Они ждали новых разведчиков. Прибывший Малиновский быстро нашел общий язык с Леоном и пошел по следу химлаборатории. Тогда американцами было принято решение взять заложников и дать понять нашим спецслужбам, что на базе находятся россияне. Это исключало ее быстрое уничтожение с воздуха и позволяло вывезти готовый продукт, завершить проект. Проведенная операция прикрытия не смогла запутать нас. Разобрались, что имеется еще одна лаборатория и хранилище, расположенные в том же районе. Кстати, с помощью американской же частной военной компании. Возможно, что в Америке теперь будет скандал…

Во всяком случае, устроить чудовищную провокацию против нашей страны легко уже не получится, вот что важно… Что скажете?

– Все неправда. У вас какие-то косвенные факты, ничего не доказывающие.

– Достаточно ли наших «косвенных» фактов, будет решать суд. Вы отзываетесь в Москву. С этого момента находитесь под арестом. На окно сейчас установят решетку. Возле палаты будет дежурить охрана, – Виктория выключила диктофон…

– Почистили конюшню, – сказал Бандерас, не испытывая сожаления к предателю. Денис хмурился. Вика молчала с какой-то ожесточенной брезгливостью.

Вика пригласила Дениса в посольскую школу. Привела в пустой класс. Села за учительский стол. Он сел за парту напротив. Забавно!

– Придется уезжать, – вздохнула Вика. – Я уже привыкла, вошла в роль учительницы… И дети – ко мне.

Она, поджав губы, залезла в свой стол, открыла записную книжку и с трепетом подала Денису фотографию. Он сначала подумал, на фото один из ее учеников. Любимчик? Присмотрелся. Сердце вдруг бешено заколотилось! С фотографии на него смотрел юноша лет пятнадцати. Рубашка в клеточку, ворот нараспашку. Улыбается. Как две капли воды похож на самого Дениса со школьных фото! Он поднял на Вику ошеломленные глаза.

– Почему ты мне не сказала?

– Я тебе сказала, что сама решу эту проблему. Вот и решаю с тех пор…

Денис молчал, глядя на нее с какой-то блаженно-расслабленной улыбкой. Наконец, проглотив комок в горле, предложил:

– Давай мы будем отныне все проблемы решать вместе? – Он вышел из-за парты, она поднялась ему навстречу. Прижал ее к себе. – Мы в любом случае решали бы все проблемы вместе отныне!

По щеке не привыкшей давать волю эмоциям Вики покатилась слеза. А Вика улыбалась…

Помощник Довганя Евгений – Теоретик Спецслужб, как шеф его называл, постучал в дверь кабинета, вошел:

– Разрешите?

Довгань опирался подбородком на свою правую руку, локтем упертую в стол. Левая была все еще на перевязи. По-свойски мотнул головой, не отрывая подбородка от ладони, мол, заходи. Евгений заметил, что начальник мрачен, задумчив.

– Знаете уже? – спросил.

– О чем? – Григорий оторвал подбородок от руки, выпрямился.

– Про Симонова? Он покончил с собой в больнице.

– Твою ж мать! – выдохнул Довгань. Тяжело вздохнул, опустил лицо в стол, будто в том, что случилось, его вина. Не стал спрашивать, как это произошло, куда охрана смотрела. Его детали сейчас не интересовали, но Евгений сам сказал:

– Припрятал иглу от шприца и ночью, когда охранник задремал, пристегнув арестанта наручниками к кровати, вскрыл себе вены. Охранник переживает, что теперь его уволят… – вздохнул уже Теоретик.

Довгань на охранника никак не отреагировал. Достал из стола нарядную бутылку водки с черной этикеткой и