откажутся участвовать в операции по ликвидации. Однако пиар пиаром, а химоружие должно быть уничтожено! Промедления мы не допустим. Шансов вывезти его исламистам не предоставим. Это однозначно!

Денис и Вика, поддерживая с обеих сторон Николая Трофимова, двинулись на летное поле. У Бандераса началось воспаление, требовалась срочная операция. Наш хирург-«камикадзе», работающий в Сомали, – куда только не заберутся подвижники из Отечества! – развел руками. Сказал, надо в хорошую больницу. Зашли за забор, на летное поле. Увидели провожающих – группу Дундуладзе, отдыхающую в тенечке. Оказывается, те приехали раньше, а боялись не успеть. Им здесь еще достаточно много ратного труда совершить предстоит.

– Я недолго, – пообещал Бандерас братьям по оружию. – И к вам.

– Ты давай лечись. Навоюешься еще, успеешь! – подбодрил Тимчук.

– Почему на тебе, Степа, все заживает, как на собаке, извини за выражение, – шутовски скуксился Бандерас, – а на мне – никак?

– Хэ! – усмехнулся Тимчук. – Потому что я – парень деревенский, на здоровом молочке вырос и экологически чистом бабкином самогоне! Дышал свежим воздухом и душистым дедовым самосадом! А вы, городские, – выхлопными газами. Потому народ хлипкий!

Дуня, послушав Тимчука, молча покивал головой. Вот, мол, как он нас.

– Спасибо, ребята, за все, – сказала Вика, обведя взглядом спецназовцев.

– Не стоит, соотечественница! – ответил Александр Дундуладзе с улыбкой.

– Обращайтесь, если что, – пригласил Тимчук, поглаживая больной бок.

Все стали смеяться. Чем дальше – тем громче. Видно, нервное напряжение спадало…

В самолете, когда Бандерас уснул, Денис спросил Вику, что она имела в виду тогда, в плену, в химлаборатории, когда просила поговорить со своим мужем.

– В посольстве скажу, хорошо? Нам нужно доделать дело.

– Мы разве его еще не доделали? – удивился Денис.

– Точнее, мне нужно доделать свое дело.

Он посмотрел на нее с любопытством.

Григорий Довгань поднялся навстречу Виктории Дореевой, входящей в его кабинет.

– Разрешите, Григорий Иванович?

– Конечно, Виктория Николаевна! Проходите, присаживайтесь!.. Из-за Малиновского у меня несколько седых волос добавилось, а из-за вас, боюсь, вся голова поседела…

– Да нет еще… – Она мельком глянула на его короткую стрижку, улыбнулась. – Извините нас, – стала серьезной.

– Григорий Иванович, здесь домашняя информация по всем родственникам сотрудников посольства. – Она положила на стол папку. – И в отдельном файле все местное посольское закулисье, если можно так выразиться. Слухи, сплетни, скандалы… Впрочем, все не требуются… Не скажу, что это самая приятная работа, которую мне доводилось проделать.

Довгань внимательно смотрел на нее. Ждал, что она скажет дальше.

– Скажите, Геннадий Симонов как чувствует себя после ранения?

– Симонов? – Темные глаза Довганя, кажется, стали совсем черными. Он тяжело вздохнул. – Да, – сказал так, будто только что в чем-то себя, наконец, убедил. – Ко мне насчет него подходил Бандерас… Э-э-э… Майор Трофимов. Еще тогда, после штурма лаборатории… Свою часть работы я проделал, Виктория Николаевна. Давайте посмотрим, что у вас?…

Военный атташе Геннадий Симонов с перебинтованной грудью приподнялся на больничной койке при виде посетителей в своей палате. Их было трое. Малиновский, спасенная Дореева и спецназовец – майор Николай Трофимов, которого товарищи по оружию звали «Бандерас». Этот выглядел нынче как-то не очень…

Раненый Симонов сперва улыбнулся, но тотчас обратил внимание на странное поведение посетителей. Почему-то все они молчали, не улыбались в ответ, только смотрели на него, как на диковинное существо. Будто впервые увидели. С ним никто не поздоровался. Улыбка, так и не оформившись, исчезла с его губ.

Вика выступила вперед, подставила стул к его койке, присела. Выложила на тумбочку диктофон.

– Что это значит? – спокойно спросил атташе. Вот теперь он улыбнулся так, будто ему готовили розыгрыш и он это понял.

– Интервью у вас будем брать, Геннадий Петрович! – воскликнул Малиновский за спиной у Вики. Он усмехнулся. Вика даже не обернулась на выскочку. Она оставалась серьезной.

– Геннадий Петрович, я должна представиться. Капитан Александрова Виктория Николаевна, департамент контрразведывательных операций ФСБ. – Она поднесла к его глазам раскрытое удостоверение. Симонов посмотрел в корочки, помолчал, глядя на Вику, будто сравнивая – точно ли она на фотографии в ксиве? Пожевал губами и сказал со слабой улыбкой:

– Впервые встречаю учительницу английского языка в звании капитана ФСБ…

Вика дала ему возможность переварить данную новость и приступила к допросу.

– Геннадий Петрович, я должна задать вам несколько вопросов.

– Пожалуйста. Я только не понимаю…

– Кто человек, который с вами на этом фото? – Она показала ему «трофейную» фотографию.

Симонов какое-то время разглядывал фото.

– Не знаю. Впервые вижу. Вероятно, какой-то случайный собеседник. Судя по обстановке – это кафе? Можно еще раз взглянуть?… А кто он?

– Сотрудник американского посольства. Здесь, в Эфиопии. И офицер ЦРУ. У вас с ним были контакты?

– Абсолютно никаких. Это какое-то совершенно случайное фото. Откуда оно у вас?

Вика не стала говорить, что вопросы сейчас задает она. Просто задала следующий вопрос:

– Ваша супруга преподает в школе при посольстве, так?

– Вам это прекрасно известно, вы же…

– Речь не обо мне, Геннадий Петрович. У вас с супругой недавно произошел конфликт в фойе клуба, в посольстве, невольными свидетелями которого стали соседи. Вы, разговаривая со своей женой на повышенных тонах, воскликнули: «Ради твоей дочери я душу дьяволу продал!» Вы можете пояснить свои слова?

– Виктория Николаевна, помилуйте! Я не понимаю смысл вопроса и даже не знаю, что сказать? Это детский сад какой-то, а не серьезный разговор! С какой стати я должен комментировать сплетни каких-то соседей?… Да у наших посольских баб… Простите! Хуже чем в банке с пауками порой! Они с ума сходят от скуки и безделья, – те из них, кто не смог найти себе работу здесь. Я должен пояснять слова какой-то дуры, подслушивающей наши с женой разговоры?! – он повысил голос. – Может, она не только подслушивает, но и подглядывает за нами? Нет?

– Я прошу вас ответить, – спокойно сказала Виктория.

– Ну, хорошо. Если вам на полном серьезе интересны сплетни… Эта соседка слышала звон, да не знает, где он. Моя супруга просто слегка утомила меня чрезмерной заботой о нашей дочери. Дочь наша уже взрослая дама! А жена все просит для нее какие-то протекции искать… И если вам угоден сор из нашей избы, то извольте. Я крикнул жене, что готов продать душу дьяволу, а не продал, ради нашей дочери, но должна же она в жизни и сама хоть чего-то добиться?!. Вот так я сказал.

– Допустим. Следующий вопрос, Геннадий Петрович. Ваша дочь приобрела квартиру в Подмосковье за семь миллионов рублей. Так написано в договоре. Оплата произведена наличными… В действительности рыночная стоимость данного жилья в четыре-пять раз превышает цену, указанную в договоре. Вы можете объяснить,