Шрифт:
Закладка:
— Какую госпожу? — По закрытому лицу Мока пробежала дрожь.
— Как это какую? — Эльза снова была расстроена этим разговором. — Нашу госпожу. Графиню Гертруду фон Могмиц. Таков был ее ответ. Я думала, что это так же реально, как сказка о плотоядных карпах и великане в сарае. Вам не кажется, что это так?
— Думаю, да. — Мок поднялся из-за стола и положил свою руку на руку молодой женщины с темными, жирными волосами и прыщавой кожей. Ее рука дрогнула от отвращения. — Спасибо вам за все. До свидания.
Панна Эльза Потемпа не ответила. В ее голове открывались теперь открытки с Кантен: чистые пруды, влажные леса и поля, над которыми неподвижно стояли дымы очагов и паутина тумана. Почувствовала слезы под веками. Кухонные двери щелкнули сильно.
Он ушел, подумала она и подняла глаза. Ошиблась. Мок не вышел. Он стоял в дверях и поворачивал свою шляпу, проводя пальцами равномерно по полям. Казалось ей, что видит в его глазах какую-то неопределенную печаль.
— Последний вопрос, панна Потемпа, — сказал он. — Действительно последний. Можно?
— Да, пожалуйста, — ответила она машинально.
— Перед входом в комнату, где лежала больная госпожа Потемпа, я сказал вам, что Берта Флогнер была изнасилована и убита. Приняли это вы равнодушно. Так же вела себя ваша мать. Ни одна из вас не расстроилась и не спросила про обстоятельства смерти панны Флогнер. Мы часто задаем только куртуазные вопросы, когда нам кто-то сообщит о чьей-то смерти: как это случилось, когда это произошло и так далее. Ведь вы ее знали! Ни вы, ни ваша мать не имели ни слова сочувствия. Почему? Это мой вопрос.
Эльза Потемпа встала так резко, что стул закачался и рухнул с грохотом на пол, вызвав небольшое вибрации грязной посуды на кухне. Она подошла к Моку и обдала его своим гнилым и насыщенном табаком дыханием.
— Это была маленькая шлюха, понимаешь? Поэтому. А теперь убирайся отсюда, в конце концов!
Мок без слова выполнил повеление.
Заместитель обербефельшабера СС и полиции в Бреслау, генерал фон Родевальд, сидел в своей квартире, в бункере на четвертом уровне под землей на вершине Холма Либиха, и вспоминал ночь с госпожой Юнггебауэр. Распирало его чувство уверенности в себе, сытая вера, что деньги, потраченные на подарки и на подкуп ординатора госпиталя, чтобы он перевел красивую сестру на другую должность, принесли сладкий плод удовлетворения. Госпожа Юнггебауэр не была легкой добычей; только после длительного времени преодолела смущение и позволила фон Родевальду завоевание новых бастионов своего тела. В конце концов, генерал, начиная весьма отважно, захватил последнюю крепость, настоящую Festung Бреслау ее стыда.
Пока он размышлял о своих ночных подвигах, ему в голову пришла услышанная где-то мысль о великолепном сексуальном совпадении мужчины средних лет и молодой женщины. Разница в возрасте в таких отношениях, думал он, крутя сигарету, — это что-то замечательное. Такой мужчина, как я, пятидесятипятилетний, убеждал себя, уже не коротышка и может доставить молодой женщине много радости. При такой, например, ненасытной тридцатилетней девчонке я бы, пожалуй, получил инфаркт, а эта миловидная девица быстро и вежливо уснула, предоставив воину заслуженный отдых.
Фон Родевальд потянулся, даже щелкнули суставы, и засвистел начало «Лили Марлен». Эта мелодия, в исполнении предательницы Дитрих, не особо понравилась штурмбанфюреру СС Эриху Краусу, который сидел в кресле под пальмой, курил папиросу в желтом мундштуке и проглядывал в сотый раз рапорт о Моке, составленный людьми фон Родевальда.
В комнату вошел адъютант генерала, лейтенант Гейне Мюртинг, серое лицо которого и темные круги под глазами могли свидетельствовать, что ночью предавался подобным развлечениям, как его шеф.
Выбросил правую руку вверх и доложил, что вот пунктуально явился капитан Эберхард Мок, доставленный благополучно, хотя не без трудности, мотоциклистом Йирглом.
— Проси, — буркнул фон Родевальд, как старый кот.
В комнате появился человек, о религиозной и библейской одержимости которого Краус только что читал.
Чистый и свежевыглаженный мундир Мока покрыт был кожаным плащом, его глаза — мотоциклетными очками, а руки — слегка поношенными перчатками.
В комнате разнесся запах одеколона «Royal» и запах прожженного воздуха.
— Хайль Гитлер! — крикнул Мок и вытянул руку к потолку, над которым ныряли русские «илы», засыпая сегодня дома у Ташенштрассе. — Явился по приказу господина генерала.
— Хайль Гитлер! — ответили одновременно Краус и фон Родевальд, но дальнейшие слова принадлежали уже заместителю наместника Гиммлера в Бреслау. — Прошу садиться, капитан! Сигарету? У меня нильские, — предложил генерал, не обращая внимания на кислую мину Крауса.
— С удовольствием. — Мок закурил и расселся в кресле.
— Капитан, — сказал фон Родевальд без предисловий, — есть ли у вас что мне сказать о своих последних визитах?
— Мне нечего сказать, господин генерал, — ответил Мок. — Я все еще отстранен от обязанностей и два месяца действую как человек частный, а не как офицер «крипо».
— Вы имеете на себе полицейский мундир, капитан, — прорычал Краус.
— Не понимаю, господин генерал, — сказал решительно Мок фон Родевальду, — какова роль господина штурмбанфюрерa СС Эриха Крауса в моем деле. Разрешаете задать неучтенные вопросы штурмбанфюреру СС Краусу, который не является моим начальником и не может мне отдавать какие-либо команды.
— Штурмбанфюрер СС Краус, как вы знаете, — в этот раз рычал фон Родевальд, — начальник отдела RuSHA в Бреслау. И в его распоряжении передаются люди, психически больные. А такие подозрения происходят в вашем случае. Мы встретились здесь с штурмбанфюрером СС Краусом, чтобы оценить состояние вашего психического здоровья.
— Со всем уважением, господин генерал, — Мок потушил папиросу, — но кто из вас является врачом-психиатром?
— У меня здесь рапорт, Мок, — процедил медленно Краус, — из которого следует, что вы одержимы религиозной манией, что постоянно читали в госпитале Библию, что писали на латыни какой-то трактат о страданиях. Все это поведение психически больного человека. Просто один мой телефон, а вы приземлитесь в совершенно другом месте!
— Это правда, господин генерал? — спросил Мок. — Штурмбанфюрер СС Краус имеет такую возможность? Или сначала вы должны выразить свое согласие на отправку меня в клинику сумасшедших? Кто, в конце концов, мое начальство?
— Да, сначала я должен дать согласие. — В голосе фон Родевальд появился едва подавляемый гнев. — И дам, если вы мне сейчас же не объясните своего религиозного помешательства.
— Понимаю. — Мок был расслаблен и свободен. — Я уже это делаю. Или вас удивляет, генерал, что в человеке, который отстранен от служебных обязанностей, появляется чувство депрессии и уныния? А это, в свою очередь, не может вызвать напор мыслей о конце? А что лучше отвечает на вопросы эсхатологические, чем Библия? Отсюда мое поведение. Мне нечего больше добавить.
