Д а ш а. Аркадий, а выдержит?

Т и х о в. Вешалка дубовая, и дверь дубовая.

Д а ш а. Мент, а у тебя лоб не чугунный?

Г о л о с  д е ж у р н о й. Ой, что делается!

Теперь удары наносят два человека.

Г о л о с  м и л и ц и о н е р а. Раз, два, взяли!

Удар.

Раз, два, взяли!

Удар.

Т и х о в (поет).

Д а ш а. Это уже скучно! Тишенька, милый, давай выпьем за нашу любовь!

Т и х о в. Давай выпьем…

Чокаются, делают по глотку.

Д а ш а. У нас с тобой полбутылки. Будем экономны!

Г о л о с  Э д у а р д а  С е м е н о в и ч а. Ну ведь вам все равно придется выйти из номера!

Т и х о в. Сколько вы с меня содрали, а? Вы с меня сто шестьдесят рублей содрали, скотина! За двое суток! Могли бы и потерпеть еще сутки!

Г о л о с  Э д у а р д а  С е м е н о в и ч а. Негодяй! Вот негодяй! Пожалел человека, вошел в его положение! Солгал! Я, говорит, к больному человеку приехал!

Д а ш а. Ты так и сказал?

Т и х о в. Как-то само получилось…

Д а ш а. И он действительно к больному… и действительно глубоко… Тишенька! Родной мой… Как хорошо!

Г о л о с  м и л и ц и о н е р а. Нужен инструмент. Надо дверь с петель снимать.

Д а ш а. Что он там сказал?

Т и х о в. Говорит, что дверь надо с петель снять. Ты бы лучше голову себе снял!

Г о л о с  м и л и ц и о н е р а. Сейчас вызову с Петровки ребят, а вы будьте здесь. Я быстро!

Тихов подходит к двери.

Т и х о в. Эдик! А ты скотина!

Г о л о с  Э д у а р д а  С е м е н о в и ч а. Вы за все ответите!

Г о л о с  д е ж у р н о й. Во, Эдуард Семенович! Дрянь!

Д а ш а. Тихов, плюнь. Времени мало. Сейчас приедут спецы… Откроют.

Т и х о в. Даша, тебе страшно?

Д а ш а. Страшно, милый! (Прижимается к Тихову.)

Т и х о в. А мне вот совсем не страшно. Мне с тобой, Даша, ничего не страшно. Это когда ты один, тогда — да… А так, как сейчас, это совсем не страшно, а даже вовсе хорошо! И зачем на нас такую облаву, как на хищников каких… Ой, Даша! У меня же еще конфеты есть! Забыл! (Достает коробку конфет.) Часа полтора за ней стоял.

Д а ш а. Подари их дежурной! Пусть объестся и сдохнет!

Т и х о в. Даша, а ты про них не думай. Ну их! Они там, за дверью. Пусть даже и сюда прибегут, а ты их за дверь, мысленно! Потому что какие же они люди? И не люди они вовсе. А может, они за пушкой пошли? Сейчас пушку поставят — шарах! И дырка! Вот они станут в эту дырку голову совать. Они голову высунут, я им полные глаза наплюю!

Д а ш а. Аркадий, я не маленькая. Не надо так… А как ты женился?

Т и х о в. Обычным манером. С армии пришел, к старикам съездил, погостил. В город вернулся, на свой завод, койку получил. Мастер говорит, женись, отдельную комнату дадим. Я на третьем, а Клава на втором с девчатами. В кино сходили, поговорили про то да про се. Она тоже у меня деревенская. Только у них село большое. Да как-то само получилось. Главное дело, Дашенька, ведь никакой любви промеж нас не было! Вот спроси меня: а чем жила Клава? Может, она стихи украдкой в тетрадочку записывала? Может, голос у нее какой-нибудь силы необыкновенной? Не знаю! Мы как сразу по углам, и каждый в своем углу шебаршил. У нее подруги. Погулять любила, а я больше дома да дома. В лес схожу, поиграю и опять домой. Ага! Я всегда в лес хожу играть. То в войну играю, то себя Болконским вижу! Вот вроде иду, а сам строен, хоть и невысок. Красив… белокур. И с левого боку у меня шпага, а на плечах эполеты. Тяжелые такие. С эполетами хорошо. Нарядно и уютно. А французы ближе, ближе… Я же своих солдатиков веду. В нужный момент достаю шпагу. «Братцы! — прямо на весь лес кричу. — Братцы! За царя! За отечество наше любимое, за светлую Русь — и на врага!» Я, Дашенька, шибко землю нашу люблю. Иной раз вот какую себе жизнь воображаю. Но это чтоб ночь была! Сажусь я в поезд… Фотокарточку твою в паспорт. И везет меня этот поезд в Рим! И почему-то в Риме я всегда снимаю комнатку на чердаке. И будто бы открываю я окошко, а напротив стол. Сажусь. На дворе ночь, цикады и большая белая луна. Пахнет кислым вином и жасмином. Сижу я и думаю: где-то сейчас моя Родина? И почему не знаю, а только по всей России петухи поют, ну и опять же плачу.

Д а ш а. Плакать-то зачем? Так все хорошо было, а он плакать! А я только от злости плачу!

Г о л о с  д е ж у р н о й. Они еще и разговаривают, бесстыжие рожи!

Г о л о с  Э д у а р д а  С е м е н о в и ч а. Прекратите разговоры!

Д а ш а. Надзиратели наши не дремлют!

Т и х о в. А еще я бы хотел стать деревом. Мне кажется, что деревья как люди. Правда, правда! Вот иной вечер красивый закат. Поглядишь на деревья, а они застыли и смотрят! Именно что смотрят! Солнце сядет, отгорит закат, вот тут они что-то друг дружке рассказывают. И вид у них как у людей! Старое дерево и качается по-иному, больное — слышно, как охает, поскрипывает.

Д а ш а. А ты стихи любишь?

Т и х о в. Стихи люблю. Только нынче стихи на стихи непохожие! Вот иной раз читаешь какого-нибудь современного, а уж если и модного, то какой сюжет в голове рисуется. В кастрюлю набросали разных деталей. Гайку,