малым чуть не разломивший корабль на две половинки. Легкий башенный колпак, надетый сверху на барбет, подбросило вверх, и огненный столб пламени и дыма поднялся в небо — единственную трубу снесло как соломинку, в мгновение ока.

— Иди десятидюймовый снаряд барбет проломил, там броня сталежелезная, восемь дюймов, или колпак — там и дюйма нет. И взрыв погреба как следствие пожара, — теперь сам Макаров разъяснил всем ситуацию, покачав головой — у японцев в том отряде только «Касуга» имел единственную такую пушку, способную влет пробить броню «Нахимова». Однако старый фрегат не разломился, хотя и тонул, но медленно, минут десять продержится. К нему спешили миноносцы, и можно было надеяться, что большую часть команды спасут, вряд ли при взрыве погибло много матросов.

— Сражаемся, господа, мы на войне, а на ней потери неизбежны! Стреляйте, и может быть, последний снаряд принесет нам победу!

Крейсер имевший расположение барбетов с пушками главного калибра по носу и корме и по бортам. Так что идея «дредноута» появилась лет за двадцать до его появления…

Глава 40

— С «Алмаза» передали беспроволочным телеграфом — «англичане идут напролом, на сигналы не отвечают, навели орудия, но не стреляют».

Генерал-адмирал только заскрипел зубами на такое сообщение, которое нисколько не разъясняло ситуацию, а больше ее запутывало. И сейчас он взахлеб курил папиросу, не решив, как надлежит действовать.

— Ваше высокопревосходительство, у нас есть где-то еще час, потом мы не сможем уйти, если англичане настроены напасть на нас, — Витгефт как всегда говорил спокойно, только по капелькам пота на лбу можно было понять, что нервы у начальника штаба сейчас напряжены до предела.

— А они обязательно нападут? Или только пугают нас по своему обыкновению пустой угрозой атаки? Дабы помочь своим желтолицым союзникам хоть как-то надавить на нас?

— Может быть все, ваше высокопревосходительство, — спокойным голосом отозвался Вильгельм Карлович. — Если британцы не стреляют по «Алмазу» сейчас то может быть хитрят, так как сразу покажут свои намерения. Ведь мы можем сразу прекратить сражение и отходить, избежав генеральной баталии, невыгодной для нас при таком превосходстве неприятеля в силах. Ведь им желательно уничтожить нас тут всех и сразу, чем потом вести изнурительную борьбу по всему Желтому морю.

— Резонно, — отозвался наместник, вспомнив рассказ Куропаткина о Цусимском сражении — действительно так и произошло — «всех и сразу». Так и надлежит поступать, иначе все затянется как сейчас в войне с японцами, когда в результате просчетов МГШ не собрали в здешних водах превосходящую по числу вымпелов эскадру. И что плохо — корабли ведь все были здесь, как погибшие сейчас на его глазах «Ослябя» и «Адмирал Нахимов». И пришлось всех возвращать обратно — видимо, совсем неладно в столице, раз таким людям доверят руководство.

— Но вместе с тем возможно просто давление на нас угрозой войны, которую на самом деле не объявили. Или нужен повод к оной войне, что даст им обоснование нападения. Любой выстрел в их сторону может быть воспринят как уже наше нападение, на которое необходимо отвечать. Это как раз в их привычках — делать всегда виновными побежденных.

Алексеев только заскрежетал зубами, не зная, что делать. Ведь какое решение он бы не принял — оно будет ошибочным, ибо нет правильного ответа на встающие перед ним вопросы. И будь он просто наместником, то уже приказал бы отходить, а потом завязал переписку с Петербургом. А ведь можно легко попасть под обвинение в трусости. Ведь потерпел поражение, потеряв броненосец и броненосный крейсер, не причинив неприятелю урона, и удалившись с места баталии.

Может такое быть?

Да запросто — его самого не поймут адмиралы и офицеры Тихоокеанского флота, подвергнут обструкции!

— Хорошо — если нападут, то будем сражаться насмерть! Так и так погибать, но тут хоть с честью! Бежать — постыдно! Мы — русские!

Сказал, и с души упал камень — на старости лет получить клеймо труса он не хотел, тем более награжденным тремя степенями ордена святого Георгия. Позора бы просто не пережил!

Произнес — и увидел, как ожесточились лица офицеров и нижних чинов, стоявших в рубке. Никто на «Цесаревиче» не помышлял об отступление, да и как можно, когда на глазах гибнут боевые товарищи.

Тут уж один вариант — семь бед, один ответ, и желательно крупнокалиберным снарядом!

— «Император Александр» набрал ход и возвращается в линию — становится за «дедушкой». Теперь они будут сражаться по-родственному.

На шутку великого князя Кирилла Владимировича наместник только фыркнул — правильно делает его высочество, что не унывает. Бой ведь подходит к кульминации, как говорят в театре — дистанция сокращается, огонь вражеских кораблей слабеет, и скорость неприятельской эскадры заметно снизилась. А это говорит об одном — вымотались японцы, не получив передышку. Стволы им еще нужно банить — стреляли ведь куда больше, нагар большой, точность уменьшается.

— Есть! Мы выбили «британца»!

Неизвестно почему, но вся ненависть обернулась почему-то только против «канопусов», хотя все вражеские броненосцы строились в Англии. Видимо потому, что на этом «Сагами» изначально развевался Юнион Джек. И сейчас вражеский корабль выглядел скверно — лишился второй трубы, на нем разгорался пожар, и броненосец выкатился на развороте, начав циркуляцию — повторив хоть так «Ослябю», но на борт не завалился. И это словно окрылило команду «Николая» — старый броненосец сразу пошел на сближение, и этот же маневр повторил «Император Александр III». «Касуга» же последовал вперед, пытаясь пристроится за «Хатцусе».

— Всем поворот на противника — устроим свалку, если Того попробует защитить «подранка»! Да, в храбрости японцам не откажешь…

Командующий Объединенным Флотом получил незамысловатый комплимент обоснованно — Того и не думал бросать поврежденный броненосец на погибель. Слишком мало у него их осталось, и японский адмирал каждый день помнил, что Индийский океан пересекла эскадра Чухнина. А ее приход означает только одно — неизбежное поражение в войне.

— Сейчас японцам остается только одно — или сражаться до конца, потопив как можно больше наших кораблей, или сохранить флот, пожертвовав