Шрифт:
Закладка:
И потекли напряжённые дни и беспокойные ночи.
Я повторяю про себя заученную фразу каждый вечер, когда ложусь спать. Каждое утро, пока несвежая толпа несёт меня к метро. Каждую ночь, когда потею над книгами. Не помогает: я здесь чужая, как и раньше. Как прыщ на лице города, который нужно выдавить. Нагнаиваюсь, расширяюсь, наливаюсь болью. Того и гляди, лопну и перестану существовать.
Всё происходит так, как я и предполагаю. Мы с Митро пересекаемся на первой консультации. Я нахожу его — угрюмого и серого — в толпе абитуриентов и здороваюсь. Но когда его губы распахиваются, чтобы произнести «здравствуй», он становится ещё мрачнее.
— Я всё-таки решилась, — замечаю я после его сухого приветствия.
— Твоё дело, — Митро пожимает плечом. Слишком спокойно. Слишком безразлично.
Искоса поглядываю на того, кто был для меня главным человеком в жизни. Его теперь не касаются мои проблемы. Он забыл меня в прошлом, как и я — мать. Порезал на клочки наше общее иллюзорное завтра. Я не была для него тем, кем он являлся для меня.
— Ты не рад, что мы будем вместе? — я судорожно пытаюсь удержать уплывающую иллюзию и хватаю ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.
— Послушай, Рена, — говорит Митро, вздохнув, — не время и не место для таких разговоров.
— Два слова, Митро! Я не прошу больше!
— Здесь мы не союзники, Рена, — Митро мрачнеет, а я снова не понимаю смысла его слов.
— О, чёрт! — я срываюсь на крик. Ребята, обступившие нас, глазеют на меня, как на умалишённую, но я не могу себя контролировать. — Ради тебя я оставила мать, родной посёлок и неплохие перспективы, а ты даже не обнял меня?!
Кто-то за моей спиной начинает хихикать. Натужно, со скрипом. Я выгляжу нелепо. Особенно для этих парней и девушек, одетых в богатые одежды. Для них мои перспективы кажутся нулевыми при любом раскладе.
Опускаю голову и таращусь в пол. Я не желаю даже смотреть в их лица!
Чужой город. Незнакомые люди с мутными взглядами. Здесь даже свои становятся обездушенными кусками плоти. Это — не мой рай и не моё солнце, под которым нужно искать место. Я ошиблась. И самое страшное в том, что права на ошибку у меня не было изначально.
— Рена! — Митро смотрит на меня исподлобья. Кажется, что он вот-вот меня ударит.
— Прекращай эти недоговорки! — кричу я в голос, и многоголосое хихиканье за спиной усиливается. Теперь это уже не одинокие смешки, а настоящий оркестр голосов. Карканье голодных ворон. — Скажи всё, как есть!
Митро хватает меня за рукав и выдёргивает из толпы. Тащит сквозь холл к тёмному коридору. Я едва поспеваю за ним, перебирая неудобными туфлями на каблуках. Чувствую себя униженной до невозможности и растоптанной. Вмятой в чужую землю, которая так и не приняла меня.
— Вот сука, — рычит Митро, и последние кирпичики иллюзорного замка падают на землю.
Мы останавливаемся у окна, и я позволяю себе перевести дыхание. За стеклом шепчется голосами и автомобильными шинами чужой город. Иммортель. Огромная, незнакомая планета. Целая Вселенная, где я — ненужный элемент.
— Что ты мне тут устраиваешь?! — Митро выпускает мою руку, и я охаю.
— Всего-то попросила ответить на мой вопрос! — я с вызовом поглядываю на него, потирая запястье.
— Хочешь слышать? — Митро скалится. Чужой Митро, насквозь пропитанный Иммортелем. Я никогда не знала его таким. — Правда, хочешь?! Ну, так вот, Рена, слушай внимательно. Мне не нужна лимитчица. Ты хорошо поняла меня?!
— Что значит «лимитчица»? — я открываю рот в удивлении.
— Рена, — он шумно выдыхает. — Просто оставь меня в покое, ладно?!
— Объясни! — не унимаюсь я. — Объясни, почему? За что?
Отмахнувшись, Митро уходит в темноту коридора. Мне хочется догнать его, упасть ему в ноги, целовать его ботинки, растекаться лужицей из крови и слёз под его подошвами, лишь бы он остался. И я едва сдерживаюсь, чтобы не броситься следом. Ноги, подчиняясь привычным инстинктам, делают два шага, но я вовремя останавливаю себя.
Нельзя.
Фигура Митро погружается в полумрак, а затем снова прорисовывается вдалеке. Он больше не часть моего мира. Он сам выдрал себя из него.
Я кусаю губы. Всё внутри крошится. Разбивается не только сердце, но и мышцы, лёгкие, желудок… Меня переполняют острые шипы осколков. Я задыхаюсь. Вцепляюсь в подоконник, игнорируя порывы неосознанного. Нельзя плакать.
Моего Митро больше нет: его забрал Иммортель. Нужно просто это принять. Как недавнюю смерть моего отца. Когда-нибудь я прощу его.
На консультации мы сидим на разных рядах. Я почти не слушаю профессоров. Произошедшее никак не выходит из головы. По окончанию я стараюсь скорее выйти из зала и смыться в лето. Не выдержу больше его взгляда.
Я иду к метро, втаптывая идею о поступлении в пыль. Странно, как такое вообще могло прийти мне в голову. Что за мазохизм — учиться с ним на одном потоке?! Нужно уезжать домой, и чем скорее, тем лучше. Может быть, ещё успею подать документы в райцентр. Унижение и боль, что я пережила, не идут ни в какое сравнение с разочарованием, которое я доставлю матери.
Чужая толпа прессует меня на эскалаторе, а потом выносит в подземный зал и выкидывает посередине. Едва не теряю равновесие. Колонны смыкаются над головой, и клаустрофобия подступает к горлу. Кажется, что арочный потолок с гравюрами вот-вот рухнет на меня, навек похоронив в удушающем подземелье.
Но ещё больше я боюсь своих мыслей. И думаю я уже не о предателе Митро, а о маме. Что, если она разозлится, узнав о моём провале? Как она отреагирует на моё возвращение?
Вдруг её накроет ещё один инсульт?!
В моей жизни не было ничего страшнее и сложнее, чем учить мать ходить заново.
На ватных ногах я вхожу в вагон и встаю у двери. Поезд разгоняется и уносится в пасть тоннеля. Тряска кидает меня на поручни и кресла. Я топчу чужие ноги, и бесконечные извинения сыплются с моих губ. Но толку от них мало: голос тонет в зловещем громыхании состава.
Будь что будет! Пусть за меня решает тот, кого мама зовёт Богом.
Конечно же, я заваливаю первый экзамен. Но не потому, что ничего не знаю. Все вопросы в билете мне хорошо знакомы. Я не зря потратила ночи, грызя гранит науки. И я не теряюсь перед комиссией, несмотря
