играли в «ножички». Но мало-помалу безмятежность дочери передалась и ей. И когда за несколько дней до начала учебного года ее остановила на улице медсестра Зина и строго спросила: «Ну как живете?» — Шура принялась нахваливать дочку.

Первого сентября она наряжала Надю в школу.

Купили красивую форму, белый фартук с оборками. Надя распустила волосы по плечам, вплела бант в тонкую косицу на макушке. Анатолий поставил дочь на табурет и сфотографировал ее с новеньким портфелем. Налюбовавшись дочкой, Шура отвела ее в школу. А в десять часов, когда учителя вывели свои классы на торжественную линейку, она с ужасом обнаружила, что Нади среди первоклашек нет. Не было и Германа, который теперь повсюду ходил за Надей хвостиком...

Пробравшись окраинными улочками от школы к дому, Надя вошла в сарай, там вытряхнула из портфеля букварь, пенал и тетради, сунула в него заранее припрятанные в поленнице две теплые кофты, свою и Германа, сняла белый фартук, белый бант с головы, бросила все это в садовую тележку и, взяв брата за руку, вывела его за калитку.

Они вошли в остановившийся автобус. Герман с любопытством поглядывал на сестру, но ни о чем, пока они ехали в райпоселок, не спрашивал. Выйдя из автобуса, Надя объяснила брату, что они едут в Москву. «А как же...» — начал было Герман, но Надя суровым тоном прервала его: «Ты что, дрейфишь?» Герман ответил: «Нет». — «Молодчина», — похвалила его Надя. «Никакой я не молодчина, — упрямо проговорил Герман, — а мама ждет тебя на линейке». — «Ну да, — покладисто согласилась Надя, — хотя чего я не видела на этой паршивой линейке? А тут — Москва!.. Мама сама в детстве тоже ужасно самостоятельной была, мне папка рассказывал... И вообще — могу я говорить с тобой как со взрослым человеком?» — «Ну?» — не очень уверенно отозвался Герман. «Так вот. Мы убежим, как Оливер. К свиньям эту школу», — сказала Надя, подняв руку. Через минуту возле них притормозил проезжавший мимо «Москвич». «Что вам, дети?» — спросила сидевшая за рулем женщина в тренировочном костюме. Надя бегло взглянула на нее, перевела взгляд на расположившегося по соседству бородатого мужчину. Женщина тут главная, определила она и жалобным голосом объяснила ей, что они ехали с родителями в поезде, на остановке незаметно вышли с братом, чтоб купить себе мороженое, и тут поезд тронулся. «А куда вам надо?» — «В Москву на Речной вокзал», — ответила Надя. «Мы высадим вас в центре у метро. Доберетесь до дома сами?» — «Доберемся...» — «Надо же, какие самостоятельные», — одобрил мужчина. «Нас специально так воспитали», — степенно объяснила Надя.

Дорогой она, не выпуская пальцев брата из своей руки, трещала как заведенная, рассказывая, как они всей семьей замечательно отдохнули в деревне. Собака даже не хотела ехать, еле удалось зазвать ее в такси. Ей на воле лучше, чем в душной квартире... Да, она с завтрашнего дня станет учиться в школе, а брату еще рано. Да, очень хочется в школу, поскорее бы!.. Она многое знает, например какие пароходы ходят по Волге. И про звезды. И какие города есть на Волге — Углич, Ярославль, Рыбинск рядом с водохранилищем, а раньше на месте водохранилища был город Молога, он оказался под водой. Сказочный город с ярмарками и золотистым песком, жители не хотели его покидать, приковывали себя к дубам, но дубы тут же срубали, а жителей сажали в машины. Весь город ушел под воду, одна тюрьма осталась, в которой разные преступники от нечего делать изготавливали ножики. Преступников перевезли в другую тюрьму, а на месте той, наполовину ушедшей под воду, построили площадку с метеорологическими приборами.

В метро Надя с минуту соображает, как им прошмыгнуть мимо дежурной бабули. «Мама, мама, подожди!» — вдруг завопила она. Герман вскинулся, ища глазами маму, но Надя уже тащила его мимо стеклянной будки: «Там наша мама, мы отстали, пустите нас!» Втолкнула Германа на эскалатор и сказала: «Смотри под ноги». Внизу объяснила, что им нужно доехать до станции «Речной вокзал». «Зачем нам туда?» — «Мы поплывем к моей бабушке, — объяснила Надя. — То есть и к твоей тоже. Она тебя тоже ждет. Ты был совсем маленьким, когда тебя привозили к нам в гости». — «Ты же говорила — мы едем в Москву!» — возмутился Герман. «А где мы теперь, по-твоему? Я никогда не обманываю. Мы в самой что ни на есть Москве, столице нашей родины. А теперь нам необходимо добраться до бабушки. Она старенькая и добрая, она ждет нас, я обещала ей, что мы с тобой навестим ее. Навестим бабулю — и сразу домой!» — «Как же мы без с-спросу?» — «А Оливер кого спрашивал, когда убегал в Лондон?.. Так это же — Лондон, он далеко, а нам всего ничего плыть на пароходе». — «На каком пароходе?» — «У меня все пароходы знакомые. И баржи тоже. И самоходки. Я всех знаю на Волге. Волга лучше всего на свете. Лузга по сравнению с нею мутный ручей». — «Не мутный», — вдруг насупился Герман. «Мутный, мутный, — отрезала Надя, — увидишь Волгу — поймешь».

Большой и белый двухпалубник «Спартак» стоял у причала, и на него по мостику входили люди. «Вы с кем?» — спросил у Нади матрос. «Мы к нашему дедушке, доктору Лазарю Леонидовичу», — ответила Надя. Они поднялись по крутой лесенке на верхнюю палубу. Ноздри у Нади раздувались, глаза радостно блестели. Завидев спасательную шлюпку, Надя подошла к ней, посмотрела по сторонам, приподняла край брезента и спрятала под ним портфель. «Здесь будем ночевать», — объяснила она.

Надя не выпускала руки Германа, вцепившись в нее, как приговоренный к казни Феджин в руку Оливера, и тащила брата за собой. Герман никому не позволял вести себя за руку — ни отцу, ни матери, ни Юрке Дикому, — специально прятал кулаки в карманы. Он недовольно отклонял голову, когда отец пытался взъерошить ему волосы, не позволял маме мыть ему ноги в тазу. Мать говорила: «Мой хороший большой пальчик, мой сладкий средний пальчик, мой крохотный мизинчик...» Сердитый Герман, подгибая хороший и сладкий и крохотный, выхватывал у матери мочалку из рук. С Надей же он стал ходить за руку, потому что знал, что в этом чужом для нее мире она нуждается в защите, хотя Надя была убеждена, что это она водит братика повсюду за собой, чтобы он,