— Не известно, где Лина. Ни единой зацепки, даже непонятно в Крыму ли ещё она. — выдыхая, говорит Веня. — Эти малые умеют скрываться, заметать следы. Пытаюсь найти хоть что-нибудь. Пока безрезультатно.

— Ищи не ее. Ищи Буркова. — говорю я, поглаживая руку, как маленького ребёнка. Она ныла, не давала мне покоя, но пить обезболивающие не хотелось, чтобы не задурманить голову.

— Сань, я же не дурак! — глаза брата гневно блестят. Из Вени получился бы хороший следователь, он мог найти кого угодно даже на том свете. — Искал всех…

— Он уже не в Крыму. — говорит спокойно отец, вставая с дивана. Я уже забыл каким он может быть. Многие боялись его. Безбашенный и здоровый. — В Крыму все — как на ладони, большая деревня. Он уже давно в Москве, если не засветился официально, значит летел на частном самолете. Я не думаю даже, что он прячется от тебя. Он по своей натуре скрытен. Ты облажался, щенок, и теперь твоя жопа в его руках.

— Меня не особо заботит твоё мнение. Я найду доказательства своей невиновности и вытащу Ангелину.

— Сказочный долбаеб! — качает театрально отец головой. — Все сделано так, что ты ничего не найдёшь. Если ты придёшь за Бурковым, он прижмёт твою задницу, ты не успеешь ничего сделать. У тебя даже нет догадки, где она может быть.

Правда в словах отца была. Он неплохо меня подставил, если бы не дружба отца с высокопоставленными чинами, я бы уже наклонялся за мылом в душной камере. Мне даже кажется, что он все это организовал только ради того, чтобы на меня повесить убийство.

Но его слова все равно вызывали во мне злобу. Меня даже затрясло при виде его важного лица. Уверен в том, что он всегда прав.

— У тебя есть только вариант, который спасет твою девушку.

Мою девушку… Эти слова впервые меня не коробят. Даже воспринимаю их с легкостью, как само собой разумеющееся.

Раньше, когда девушки пытались меня затянуть в отношения, я лишь смеялся. Я одиночка, кот в поисках кисок и сметанки, а не петушок, охраняющий курочку. И их желание сделать меня своим мужчиной вызывало во мне смех. Наивные дурочки.

Секс не повод для отношений.

— Какой же? — интересуюсь нехотя я.

— Наступить на свою гордость и попросить меня о помощи. — отец усмехается, следя за тем, как я краснею и покрываюсь белыми пятнами. Внутри меня кровь превращается в кипяток и она готова пениться. Меня бросает из стороны в сторону от его заявления.

Смотрю на брата, который прячет улыбку.

Отец уже давно ищет повод, который заставит меня с ним общаться и пойти к нему навстречу. И теперь он пытается меня привязать к себе таким способом.

— И чем ты можешь мне помочь? Поднимешь все свои преступные связи?

— Хватит брюзжать слюной! Ведёшь себя, как маленький ребёнок. — он подходит ко мне ближе, возвышается надо мной, кладя руку на спинку кресла.

Для своего возраста он в прекрасной форме, выглядит даже моложе своих лет. Его не портит небрежная щетина и несколько полопавшихся сосудов в глазах. Даже наоборот, придают брутальности.

— Ты сам занимаешься шантажом чиновников, дерешь с них деньги.

— Я делаю благое дело. Собираю со всяких сволочей деньги и отдаю их бедным!

— Робин Гуд, ты не забываешь класть и себе в карман.

— Это проценты! — я поднимаю здоровую руку и наставляю ее на отца.

В нашей стране никогда не посадят взяточников, они будут всегда есть из кормушки, воруя и проворачивая свои тёмные делишки. Я же заставляю их платить за это, а их деньги перевожу на счета детских домой и онкологических больниц. Иногда беру и себе на расходы. А почему нет?

Тот, кто владеет информацией, тот владеет властью.

Мне хочется добавить, сказать отцу, что я никого не убиваю. В отличие от него.

— Строй и дальше из себя недотрогу. — отец распрямляется и устало проводит рукой по волосам. — Веня, я в свой номер — спать. Присмотри за своим братом.

— Я могу сам за собой посмотреть. — ворчу я, понимая, что без помощи отца я не справлюсь с Бурковым. Я не знаю, кто еще вовлечён в тайную секту этого больного психопата. Нельзя ни к кому обратиться. Можно верить только самым близким.

Весь убойным отдел Крыма был замешан в его темных делишках. А сколько в Москве?

— Постой. — говорю отцу, вставая и подходя к нему близко, всматриваясь в его лицо, видя в нем себя. — Я прошу тебя о помощи, но это не значит, что я тебя простил.

***Ангелина.

Моих знаний хватает, чтобы понять — Дик в жопе. Его дела очень плохи.

Все доказательства против него. Роме удается все обставить так, словно Дик психопат и убийца, он пытался провести жертвоприношения. Мое исчезновение хотят также повесить на него.

В моих руках тонкая папка с копиями заключений и допроса Дика. У Буркова все на него, он постепенно затягивает петлю вокруг его шеи.

Все просто. Расклад такой: я по своей воле отдаюсь ему, превращаюсь в ту, кого он хочет видеть рядом с собой, и он оставляет Дика в покое. Закрывает его дело и даёт ему и дальше работать следователем.

Бурков играет со мной, как с куклой. Тянет за нужные ниточки, чтобы я приняла нужное для него решение. Я в замешательстве.

Я заперта в небольшой комнате, где из мебели жесткая кровать и зеркало. Тут неуютно и угнетающе. Вроде бы и ремонт очень тёплый и красивый, а все равно холодные цвета и обстановка давит на мое подсознание. Мне хочется сбежать из этого места.

Я не притронулась к ароматному завтраками, который мне принесли. Как бы мне не хотелось есть, я удерживаюсь и не притрагиваюсь к мясу с овощами. Они могут быть также напичканы лекарством.

Мой желудок предательски урчит, неприятные спазмы скручивают все тело.

Рано или поздно ко мне придёт Рома за ответом. Без часов трудно определить сколько прошло времени. Сложно принять решение по этим бумагам.

Но при мысли, что Дик может пострадать, мне становится дурно. Меня изнутри словно кислотой обливают, нутро плавится от болезненного ощущения.

Бурков привез меня в Москву в свой дом за городом. В Очень неприятное место, нашпигованное развратными штуками, разбросанными по дому. Даже боюсь представить сколько тут было оргий и разврата. Противно всего касаться.

Дверь почти беззвучно открывается и в комнату входит мой тюремщик. Рома выглядит свежим. На его губах гуляет лёгкая улыбка. Мужчина источает уверенность в себе, он самодоволен и умиротворён.