Шрифт:
Закладка:
На перевоспитание ей дали чуть больше двух недель. 3 ноября партбюро рассмотрело персональное дело З. К. Эггерт. Комиссия, которая все это время проверяла ее работу, пришла к выводу, что ошибки, обнаруженные в ее скандальной статье, можно найти во всех ее трудах. На основании этого был сделан вывод, что ошибки Эггерт отнюдь не случайны и происходят из-за того, что она придерживается неправильной социал-реформистской теории. А это уже не научная, а политическая ошибка. Сигнал был очевиден. Либо она признает частные ошибки в статье, либо ей приписывают порочность всего ее научного творчества. Понимала это и историк: «Мне предъявлены столь тяжелые обвинения, что трудно сразу собраться с мыслями. Я целиком осознала и осудила те ошибки, которые были мною допущены… Я внимательно прочитала все другие свои работы и не согласна с мнением комиссии, что в них такие же ошибки.»[742]. Такое признание удовлетворяло партбюро. Поэтому вердикт отражал этот компромисс. Был учтен ее партийный стаж, отсутствие нареканий, даже «чистосердечное признание» в промахах. За «социал-реформистские ошибки» в научной работе ей вынесли выговор с занесением в партийную учетную карточку[743].
Проще оказалось с Ленчнер. Ее обсуждали один день — 10 ноября. Она сразу же согласилась со всеми обвинениями, хотя и не понимала, почему ее заставляют вновь проходить эту унизительную процедуру даже после того, как она со всем согласилась ранее. «Ошибки свои считаю ошибками объективистского характера. Статья страдает отсутствием партийности, недостаточной политической заостренностью, и совершенные ошибки тем самым льют воду на мельницу врагов. Считаю, что мои ошибки носят политический характер, но концепции социал-реформатор-ства у меня нет», — говорила она[744].
Секретарь партбюро В. Д. Мочалов вынес вердикт: «Статья тов. Ленчнер, несомненно, иного типа, чем статья тов. Эггерт. Основные установки статьи правильные. Но статья изобилует ошибками по вопросу о характере ноябрьской революции в Германии. идеализацией германской социал-демократии. Мне кажется, что т. Ленчнер стремится осознать свои ошибки, но все же она не договаривает до конца, не квалифицирует по существу свои ошибки, носящие социал-реформистский характер»[745].
6. Отклики в научной прессе
События в Институте истории не могли не найти отражения в научной прессе. Произошедшее в центральном научно-историческом учреждении страны должно было стать уроком и ориентиром для многочисленных преподавателей вузов и сотрудников республиканских научно-исследовательских центров. Поэтому в печати должны были появиться четкие, ясные сигналы о том, что теперь в исторической науке считается положительным, а что отрицательным. Так, в восьмом номере «Вопросов истории» был опубликован отчет о заседаниях в секторах. В сравнении имеющихся стенограмм и опубликованного отчета важны оценочные моменты, имеющиеся в последнем.
Есть и расхождения между стенограммой и отчетом. Например, описывая заседание, неизвестный автор указал, что имелись претензии к докторским диссертациям Л. В. Черепнина и Б. Б. Кафенгауза, поскольку в них не было историографических обзоров с критикой буржуазной историографии[746]. Из описания заседания, предложенного выше, мы помним, что критике подвергался и А. А. Новосельский, но тогда при обсуждении было указано, что его книга не имеет аналогов, и по его теме просто нет историографии. Очевидно, что это было учтено и публичного обвинения, учитывая его шаткость, не последовало.
В отчете прозвучало недовольство позицией С. В. Бахрушина, который «не сформулировал четко своего отношения к материалам заседаний и решениям Ученого совета и не сказал с должной полнотой, что же надлежит сделать для улучшения идейно-теоретической и организационной работы в секторе»[747]. Фактически это было публичное выражение недоверия руководителю сектора.
Особое недовольство было высказано в связи с тем, что на заседаниях фактически не нашел отражение срыв подготовки V тома «Истории СССР». Вина за это в отчете была возложена на А. И. Андреева[748].
Все же заключение было обнадеживающим: «Заседание сектора истории СССР показало, что коллектив сектора сознает значение прошедшей дискуссии и имеет достаточно творческих сил, чтобы на путях большевистской критики и самокритики преодолеть крупные недостатки в своей работе»[749].
Разбор итогов заседаний сектора истории Средних веков, наоборот, вызывал удовлетворение. А вот заседание секторов Новой и новейшей истории показалось неудовлетворительным. Особенно критиковали А. М. Деборина. Как было написано в отчете, Деборин не подверг критике все ошибки своих подопечных. Более того, он отклонился «от конкретного анализа длительных (так!) недостатков в повседневной работе секторов новой и новейшей истории института…»[750].
Демарши Л. И. Зубока и Ф. И. Нотовича были решительно осуждены, как пример непонимания историками собственных ошибок. В этом увидели зримое проявление того, что Деборин плохо руководит. Было отмечено, что «в трехдневной дискуссии был затронут ряд важных вопросов, однако обсуждение их не развернулось и не было углубленным. Совещание не выдвинуло и не наметило крупных тем исследовательской работы, к которым сегодня должно быть привлечено внимание историков нового и новейшего времени. Не было внесено ясности в такие вопросы, как правильное понимание проблемы актуальной тематики, сочетания высокого идейного уровня исследований, глубокого анализа и смелых обобщений с богатым, тщательно проверенным фактическим материалом, что только и может обеспечить боевую большевистскую партийность и направленность научного исследования»[751].
В целом положительно было оценено проведенное в Институте истории совещание и Академией наук. Бюро Отделения истории и философии признало, что «особенно широко и активно прошло обсуждение недостатков в Институте истории…»[752].
Наконец, в самом конце 1948 г. в «Вопросах истории» вышла директивная статья «Против объективизма в исторической науке». Статья не имела подписи, но установлено, что в ее создании принимал участие один из членов редколлегии И. А. Кудрявцев[753]. Репутация в научных кругах у него была скорее негативная. Вот как характеризовала его Е. Н. Кушева в письме к Б. А. Романову: «Ни одной его научной статьи не знаю, он известен лишь как автор некоторых анонимных передовых статей “Вопросов истории”. Преподает в Педагогическом институте [МГПИ им. В. И. Ленина. — В. Т.], читает курс. На меня он всегда производил впечатление человека, который сознает этот свой дефект — неумение вести исследовательскую работу — и озлоблен на тех, кто пишет и печатает»[754]. Хотя, очевидно, что статью писали несколько авторов, она проходила обсуждение на редколлегии и, видимо, согласовывалась с Отделом науки при ЦК. Так что это плод коллективных усилий.
В центре внимания оказалась работа Института истории. Во вводной части была
