Онлайн
библиотека книг
Книги онлайн » Разная литература » Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.) - Виталий Витальевич Тихонов

Шрифт:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 51 52 53 54 55 56 57 58 59 ... 186
Перейти на страницу:
но и рассчитывающий потеснить лидеров. Он призвал развернуть непримиримую критику и самокритику. Выход он видел в акценте на коллективных трудах, в которых бы каждая работа подвергалась тщательному обсуждению и контролю.

Шедшие следом Е. Я. Шрейнберг, Э. Б. Генкина и Н. М. Дружинин сосредоточили свое выступление не на критике коллег, а на организационных вопросах. Нотович покаялся в своих ошибках. Любопытно себя повел С. Д. Сказкин. Признав справедливой упреки в низкой научной продуктивности (их предъявили не только ему, но и А. Д. Удальцову и Е. А. Косминскому), он заявил, что находится уже в том возрасте, когда высокая административная нагрузка практически непосильна. «К сожалению, мы все уже в таком возрасте[712], когда нас надо было бы освободить от всех административных занятий для того, чтобы заняться подведением жизненных итогов и написать последние свои работы»[713], — сказал С. Д. Сказкин.

Секретарь «Византийского временника» В. Т. Горянов признал свои ошибки в статье о Ф. И. Успенском. Далее он посетовал на отсутствие планирования в секторе. В заключение он призвал византинистов обратиться к актуальной теме русско-византийских отношений, а также направить свои силы на борьбу с теорией о том, что именно Византия принесла на Русь культуру. Необходимо показывать русскую культуру как самобытную[714].

18 октября в начале заседания выяснилось, что Е. А. Косминский заболел и не сможет присутствовать. Очевидно, сказалось нервное напряжение и нежелание опять подвергаться нападкам и пачкать собственные руки. Речь В. И. Шункова стала призывом к проведению «воинствующего принципа партийности»[715]. Докладчик специально остановился на статье А. И. Яковлева о В. О. Ключевском и в негативном ключе отметил, что Яковлев показал непреходящее значение трудов Ключевского, в том числе и для советской исторической науки: «…Создается впечатление, что современная историческая наука возникла как простой преемник развития предыдущих прогрессивных учений. Разве здесь не воскуряется фимиам буржуазной науке?»[716].

Наконец, итоговое слово взял Б. Д. Греков. Он констатировал, что в работе Института истории были вскрыты ошибки. Причем не только те, что уже были указаны в печати, но те, которые выявились непосредственно на заседаниях. «Они все были единодушно осуждены и было высказано убеждение, что Институт истории. понимает свой долг и готов работать с тем, чтобы исправить свои ошибки»[717], — сказал Греков. Он подчеркнул, что прошедшее заседание окажет длительное влияние на работу сотрудников. Не мог он не дать отпор и критическому выступлению С. А. Покровского, напомнив, что тот имеет весьма скандальную репутацию.

По итогам заседаний была принята резолюция. «Никогда еще Институт наш не был в таком тяжелом положении. Это совсем не значит, что у нас не было ошибок раньше, что нам не приходилось разбирать их и находить пути к их исправлению. Ошибки бывали. Но дело в том, что эти ошибки мы замечали сами. Сами же принимали меры к их исправлению»[718], — говорилось в ней. Ясно, что этой фразой стремились подчеркнуть неординарность ситуации, а также то, что институт не являлся цитаделью крамолы, а успешно до этого справлялся с ошибками.

Дирекция предложила следующие шаги по выправлению ситуации: 1) «Пересмотреть заново все законченные уже труды и в первую очередь те, которые находятся в издательстве»[719] — очевидно, что такое решение фактически останавливало издательскую деятельность института; 2) повысить ответственность редакторов; 3) пополнить состав секторов Новой и Новейшей истории новыми кадрами; 4) «озаботиться о более прочной и полной организации советского сектора»; 5) энергично бороться за строгость применения марксистской теории; 6) усилить в институте историографические исследования; 7) организовать на заседаниях Ученого совета обсуждение крупных научных проблем; 8) «подчинить основную деятельность Института разработке основных проблем истории, включенных в академический пятилетний и годовой план»[720].

Итак, представленные пункты, в случае их реализации, привели бы к следующему. Во-первых, к фактическому отказу от индивидуальной исследовательской работы, подчинению ее задачам написания коллективных трудов, за что так ратовал А. Л. Сидоров. Во-вторых, к усилению контроля со стороны коллег и дирекции за написанным историками. Конечно же, это диктовалось страхом перед возможностью критики со стороны, которая могла закончиться очень плачевно как для института в целом, так и для отдельных специалистов. Историческая наука окончательно начинала работать по принципу, что лучше перестраховаться, чем где-то недоглядеть. Естественно, что нормальные научные исследования были в таких условиях практически невозможны.

Атмосферу заседаний хорошо передает дневниковая запись Б. Б. Кафенгауза — человека сдержанного и не склонного в своих записях давать эмоциональные оценки событиям и людям. Но здесь даже он не удержался: «В октябре было в Институте трехдневное обсуждение недостатков работы. Обсуждение было вызвано статьями об Институте в “Литературной газете”… Об этих заседаниях осталось тягостное настроение. До сих пор еще нет ожидавшихся перемен в Институте, но они, конечно, будут»[721].

Не меньший интерес представляет и переписка Е. Н. Кушевой и Б. А. Романова. После заседания 14 октября она написала своему адресату: «Как видите, общее положение серьезно. Я выбита из колеи занятий, времени совсем нет, а так к ним тянет, хотя над головой и собрались тучи»[722]. После прошедших собраний стало ясно, что «не так скоро все утрясется. А ближайшее время будет занято бесконечными обсуждениями»[723].

Ясно, что после нервозных заседаний на какое-то время работа института оказалась парализована. Это не укрылось от сторонних глаз. Так, Б. А. Романов, сотрудник ЛОИИ, писал Е. Н. Кушевой: «У нас здесь впечатление, что в Ин[ститу]те ист[ории] в Москве полная летаргия или параличное похмелье»[724].

5. Институт истории после Ученого совета

Ученый совет в Институте истории стал поводом для повторных заседаний в секторе истории СССР до XIX в. Первое состоялось 21 октября. На нем С. В. Бахрушин обозначил основные претензии, которые прозвучали в адрес сектора: 1) не учитывалось практическое значение дисциплины; 2) было много буржуазного академизма; 3) наблюдалось некритическое отношение к источникам, преклонение перед буржуазной литературой[725].

В качестве печальных примеров, ставших поводом для таких обвинений, он назвал книгу сотрудника их сектора С. Б. Веселовского и работу Петровской комиссии, выпустившей сборник «Петр Великий». Работа последней должна была подвергнуться тотальной ревизии, причем инициатива в ней должна была принадлежать партийной группе сектора. Что касается трудов Веселовского, в первую очередь посвященных Ивану Грозному, в которых обосновывалась мысль о случайности и ненужности опричнины, то Бахрушин предложил противопоставить их готовящимся к печати работам П. А. Садикова, в которых проводилась мысль об исторической закономерности опричнины и ее ведущей роли в централизации

1 ... 51 52 53 54 55 56 57 58 59 ... 186
Перейти на страницу: