реальным Я и гордыней существует конфликт. Но, как я уже объясняла, главный конфликт возникает также внутри самой гордыни. Самовозвеличивание и презрение к себе еще не создают конфликта. Фактически, пока наши размышления не выходят за рамки этих двух диаметрально противоположных образов себя, мы знаем о противоречивых и все-таки дополняющих друг друга самооценках, – но мы не сознаем конфликтующих влечений. Но если мы смотрим с другой точки зрения, картина меняется и главным становится вопрос: как мы воспринимаем себя?

Внутренняя расстановка сил не избавляет от фундаментальной неуверенности в ощущении себя собой, своей самотождественности. Кто я? Гордый сверхчеловек или робкое, виноватое, презренное создание? «Тварь я дрожащая или право имею?» У непоэта и нефилософа эти вопросы сознательно обычно не возникают. Но в сновидениях существующее недоумение все же проявляется. Потеря самотождественности может найти в них многообразное, конкретное и емкое выражение. Спящему снится, что он потерял паспорт или что его просят назвать свое имя, а он не в состоянии ответить. Или неожиданно к нему приходит старый друг, но он выглядит совсем не таким, каким запомнился. Или он смотрит на портрет, но видит в раме чистый холст.

Гораздо чаще спящий не озабочен вопросом своей самотождественности, но говорит о себе, используя дивергентные символы: нескольких разных людей, животных, растения, неодушевленные объекты. В одном и том же сновидении он является самим собой, сэром Галахадом[46] и ужасным чудовищем. Он может быть плененным заложником и бандитом, тюремщиком и узником, судьей и подсудимым, палачом и жертвой, перепуганным ребенком и гремучей змеей. Подобная театрализация собственной личности показывает нам дивергентные, в разные стороны тянущие силы, действующие во внутреннем мире человека, и интерпретация может оказать большую помощь в их осознании. Если спящий склонен к обреченности и отказу от мира, то в его сновидении важную роль играет пенсионер; тот, кто испытывает отвращение к себе, часто видит во сне тараканов в кухне на полу. Но этим не исчерпывается все значение театрализации собственной личности. Сам факт ее наличия (почему мы здесь и упоминаем о ней) также говорит о нашей способности воспринимать себя как разные сущности. Часто эта же способность встречается также в вопиющих расхождениях между восприятием себя, личности, наяву, и во сне. Днем он сознательно проживает жизнь человека выдающегося ума, благодетеля человечества, для него нет невозможного; а в сновидениях – он уродец, слюнявый идиот, пьяньчужка в канаве. В конце концов, даже в своем сознательном самовосприятии невротик может бросаться в крайности – то он самонадеянно ощущает себя всемогущим, то считает себя последней дрянью на свете. Особенно это видим у алкоголиков (хотя ни в коем случае круг невротиков ими не ограничивается), которые парят в небесах, делают широкие жесты и дают грандиозные обещания, а в следующий момент – валяются в ногах и попрошайничают.

Эти разные самовосприятия вполне соответствуют существующей внутренней конфигурации. Более сложные возможности невротик пока не использует и ощущает себя своим возвышенным Я, презренным Я, а по временам – своим истинным Я, хотя оно в основном блокировано. Следовательно, он определенно будет чувствовать неуверенность по поводу своей самотождественности. И пока его внутренняя конфигурация остается прежней, вопрос «Кто я?» остается без ответа. В этой связи мы бы акцентировали свое внимание на неизбежности конфликта между этими различными самовосприятиями. А именно конфликт неизбежен потому, что невротик отождествляет себя в целом со своим возгордившимся высшим Я и презренным Я. Если он видит себя высшим существом, в своих стремлениях и убеждениях может действовать как захватчик, если речь идет о том, чего он может достичь; он может проявлять открытую высокомерность, амбициозность, быть агрессивным и требовательным; он ощущает самодовольство и пренебрегает другими; он требует восхищения или слепой покорности. И напротив, если он предстает перед собой низшим существом, он склонен чувствовать себя беспомощным, вынужденным уступать и подлаживаться, зависеть от других и уповать на их милость. Другими словами, его отождествление с разными Я влечет за собой не только противоположные самооценки, но и противоположные установки по отношению к другим, противоположное поведение, противоположные системы ценностей, противоположные влечения и противоположные виды удовлетворения.

Если эти два самовосприятия протекают одновременно, он должен чувствовать себя так, словно бы внутри него два человека перетягивают канат. И в этом настоящее значение отождествления себя в целом с двумя сущностями. Но это уже не просто конфликт, а раздор, силы которого хватит, чтобы разорвать его на части. Если ему не удастся уменьшить возникшее напряжение, он окажется полностью во власти тревоги. Чтобы заглушить тревожное чувство, он может начать пить, особенно если к тому располагают и другие причины.

Но как при любом мощном конфликте, попытки решения совершаются автоматически. И тут есть три основных пути решения. Один из них в художественной форме представлен в истории доктора Джекила и мистера Хайда. Доктор Джекил осознает две стороны своего существа (грубо говоря, это святой и грешник, ни один из которых не является им самим), ведущие постоянную войну друг с другом. «Если бы каждый из них, сказал я себе, жил в отдельном теле, в моей жизни не было бы того, что делает ее нестерпимой». И он готовит себе лекарство, которое поможет временно рассоединить эти сущности. Если убрать фантастическую оболочку этого рассказа, пред нами оказывается попытка разрешения конфликта путем изоляции отдельных частей личности. Этот путь выбирают многие пациенты. Они воспринимают себя (по очереди) как чрезвычайно смиренного и как великого и агрессивного, нимало не смущаясь этим противоречием, потому что в их сознании эти две личности никак не связаны.

Эта попытка не может быть успешной, как подсказывает нам рассказ Стивенсона. Мы в последней главе поймем, почему это слишком неполное, частичное решение. Более радикальное, второе решение исходит из принципа сглаживания, типичного для многих невротических пациентов. В сущности, это попытка жестко и навсегда подавить одно из своих Я и существовать исключительно другим. Третий путь разрешения конфликта – внутренняя война – уже не представляет интереса, и на повестке дня отстранение от активной душевной жизни.

Итак, повторю, существуют два главных внутрипсихических конфликта, порождаемых гордыней: центральный внутренний конфликт и конфликт между возвышенным и презренным Я. Но они не проявляются как два отдельных конфликта у пациента в начале психоанализа. Можно утверждать, что в какой-то степени реальное Я – потенциальная сила, но все же еще не актуальная. Однако пациент имеет склонность презирать без разбора в себе все то, на что не направлена его гордость, включая свое реальное Я. И поэтому два конфликта предстают одним – конфликтом между стремлением захватить все