Шрифт:
Закладка:
— Мне нужно время, чтобы подумать о своих грехах. Дай мне минутку, — проговорил Лоркан, не решаясь солгать священнику. Я не знала, почему это до сих пор удивляет меня.
— Конечно, сын.
Я чуть не закатила глаза от доброжелательного тона Гулливера, который обычно всегда склонялся перед каждым приказом Лоркана.
Лоркан погладил меня по волосам, как будто я была хорошим котенком. Я откинулась назад и позволила его члену выскользнуть из моего рта. Я с отвращением вытерла рот, злясь на мужа, на свое тело, на ситуацию, в которую поставила меня Имоджен. Вскочив на ноги, я поправила одежду и волосы и вышла из исповедальни, прежде чем Лоркан смог заставить меня сделать что-то еще. Но что может быть хуже того, что мы уже сделали? Может быть, он трахнет меня прямо у алтаря?
Пожилые дамы проводили меня любопытными взглядами, когда я вышла из исповедальни. Я была рада, что Гулливер меня не видел, хотя одна из старушек наверняка что-нибудь ему скажет.
Мне нужно было время подумать, даже если мои собственные мысли сейчас часто пугали меня. Я должна была смириться с происходящим, должна была придумать, как это остановить. Лоркан превращал меня в ту, кого я едва узнавала. Всегда ли эта распутная девчонка была частью меня? Лежала ли она в спящем состоянии, ожидая, когда грешник пробудит ее. Я подавила смех. Я сходила с ума.
Я поспешила спуститься в склеп и встала на колени на холодном полу за каменным саркофагом. Я все еще чувствовала вкус Лоркана, все еще ощущала его и закрыла глаза. Может быть, он хотел показать мне, как легко я поддаюсь греху. Может быть, он надеялся, что я буду лучше относиться к его греховным путям. Но заниматься сексом в церкви и утопить кого-то в реке — это совершенно разные уровни греха.
Верно?
Я не знала, что на это ответит Гулливер. Возможно, он был бы в большем ужасе от моего признания, чем от признания Лоркана. Вскоре отдаленный ропот прихожан затих. Вероятно, они удалились во двор, где будет проходить угощение. Я встала, ноги затекли от холода, и я осмелилась вернуться в церковь.
Она был пуст, за исключением пожилого мужчины, вышедшего из исповедальни. Не зная, зачем и в чем я могу исповедоваться, я направилась к будке и вошла внутрь.
— Я здесь, чтобы взыскать твои грехи, — сказал дядя Гулливер.
Я всегда была честна в исповедальне, никогда не упускала своих грехов. До сегодняшнего дня. Я не могла сказать дяде, что Лоркан трахал меня в рот во время исповеди, что я охотно отсасывала ему и получала от этого удовольствие. Что мои трусики до сих пор пропитаны моей похотью, что одна мысль об этом заставляет меня корчиться от стыда и дрожать от вожделения.
— Я вышла замуж за убийцу, — сказала я вместо всех грехов, в которых должна была признаться.
Наступила пауза. Гулливер, должно быть, узнал мой голос, и мое признание, вероятно, тоже было довольно очевидной подсказкой. — Любовь — это не грех, а брак — это святые узы, дитя.
— Даже если и любовь, и брак — ложь.
— Брак не может быть ложью, если он согласован перед Богом, а любовь иногда занимает годы, чтобы построить.
Любовь. Между мной и Лорканом никогда не будет любви. Похоть. О, да. Много похоти. Но разве похоть тоже не грех?
— Брак — это нелегко. Он и не должен быть легким. Это жертва. Бог испытывает нас таким образом. Не подведи.
Я покачала головой. Действительно ли это было связано с тем, что Бог хочет этого брака? Или Гулливер беспокоился о том, что у него будут проблемы с Лорканом? Я подумывала рассказать ему о разговоре с Десмондом. Но это не было грехом. Или это было потому, что я делала это за спиной Лоркана? Потому что это может привести к тому, что я предам собственного мужа? Я не знала, какие правила действуют в этом случае и полагала, что Гулливер изменит их в соответствии с желаниями Лоркана.
— Лоркан искал тебя. Ты не должна заставлять своего мужа волноваться.
Слова Гулливера оторвали меня от моих мыслей. Казалось, ему не терпелось вытащить меня из исповедальни. Возможно, он беспокоился, какие секреты я могу раскрыть. — Конечно, нет, — сказала я. — Спасибо, что выслушали мои грехи.
Я встала, не ожидая больше ни слова от Гулливера.
Шеймус ждал у кабинки, когда я вышла, и проводил меня во двор, где кто-то уже поставил на стол мою еду. Лоркан стоял рядом и болтал с группой мужчин, которые копались в моем пироге. Я подошла к ним с принужденной улыбкой. Вскоре перед моим столом появилось еще больше людей, которые ели мою еду и хвалили ее. Казалось, никто не заметил неловкого эпизода в исповедальне. Лоркан, конечно, продолжал бросать на меня едва скрываемые голодные взгляды, от которых моя шея пылала жаром, а кровь пульсировала от ярости.
— Тебе следует открыть ресторан, моя дорогая, — сказала одна из пожилых дам.
— Ей стоит, — согласился Лоркан.
— Вообще-то это всегда было моей мечтой — открыть ирландский ресторан с классическими блюдами, но и с современными интерпретациями.
Я покраснела, когда Лоркан с любопытством посмотрел на меня. Я всегда чувствовала себя глупо, когда говорила об этом.
— Паб Плуг нуждается в новом владельце. Нам нужна хорошая домашняя еда в нашем обществе. Последний пирог с творогом, который я ела, был позором, — сказала другая пожилая женщина.
— Мы посмотрим, что можно сделать, — сказал Лоркан.
Я задумалась, серьезно ли он говорит. Действительно ли он поможет мне открыть ресторан?
И о чем, черт возьми, я думала?
Я думала о том, чтобы сотрудничать с полицией, предать мужа и сбежать от него как можно скорее. У меня не было будущего в Нью-Йорке. И уж точно не в качестве владелицы ресторана через благотворительный фонд Лоркана.
Я была рада, когда обед закончился. Моему мозгу нужно было отдохнуть от всех возможностей.
Когда мы оказались в машине Лоркана и поехали домой, я немного расслабилась, но отдых был недолгим. — Ты убежала до того, как я закончил с тобой.
Я бросила на него растерянный взгляд, не в силах уследить за ходом его мысли.
— На исповеди. — Его ухмылка заставила мою кровь снова запульсировать, но уже не от возбуждения.
