кончилось, но могло быть совсем не так. И Она не знала заранее о хорошем конце. Она была готова на жертву, потому что знала То, что стоит жертвы. Знала, что есть что-то гораздо большее, чем Она сама.

А ведь эта Огромность, этот Простор тоже чем-то жертвует для нас — ясно почувствовал Том. — О, всем жертвует. Он ведь ЖИВОЙ. Он куда более живой, чем мы — этот молчащий, горящий, самосветящийся Простор. Но Он молчит, потому что слова Он отдал нам. Он видит, но не глазами, потому что глаза свои Он отдал нам. Он обнимает, но не руками, потому что руки свои Он отдал нам. Он все, чем можно видеть, слышать, обонять и осязать, отдал нам. Он ЕСТЬ БЕЗО ВСЕГО.

И мы должны отдать ему все. Это и есть вечная любовь.

Вот это единственное, что я могу сказать. Ничего другого не придумаешь, сколько ни думай.

Только тот, кто готов на жертву, узнает, что такое вечная любовь. А тот, кто знает, что такое вечная любовь, обязательно готов на жертву.

С этим он и пришел на то самое место, где вчера разговаривал с усатым Советником Правителя.

— Ну что, как ты провел ночь? — спросил его зеленоглазый.

— Как я провел ночь? О, если бы вы знали!

— И ты принес мне ответ?

— Да, конечно, единственный, который только может быть на свете.

— Ну-ну, послушаем…

— Понимаете, мы не какие-то особенные, мы не самые главные. Есть что-то гораздо больше и главнее нас.

— Что?!! — Это раздался голос Правителя, в котором был даже не столько гнев, сколько безграничное удивление. — Больше и главнее нас?!

— Я говорила, я говорила, что Советник наш слишком много им позволяет…

Это сказала Первая леди государства. Не будем уточнять ее другого имени.

— Мои благородные господа — обернулся к ним Советник, — я призываю вас к спокойствию. Наш диалог не кончен. Доверьтесь мне.

— Итак, Том, ты утверждаешь, что есть нечто большее, чем даже ОНИ, — он показал на своих господ.

— Безусловно. Больше, чем все мы. И мы должны быть готовы на жертву ради Этого Огромного.

Правитель и Первая леди о чем-то заспорили с Советником. Но тот, склонившись в низком поклоне, проговорил: «Никаких крайних мер! Никаких эксцессов, Ваши несравненные благородия! В наше время в этих мерах нет ни малейшей нужды. Предоставим ему полную свободу проповедовать.» И, склонившись к уху Правителя, совсем тихо добавил: «Посмотрим, кто его послушает! Хе! Хе! Будьте совершенно спокойны.»

Потом он сказал Тому:

— Ты живешь в свободной стране и говори, что хочешь. Если тебе удастся убедить народ — ты победил и мы заговорим на твоем языке. Ну а если нет, тебе придется заговорить на нашем.

— Хорошо, — ответил Том и повернулся к белому пушистому Медвежонку — своему давнему другу:

— Ты слышал то, что я говорил?

— Слышал, Том.

— Ты понял меня?

— Ну как не понять, Том, но… Выходит, что я должен пожертвовать своей белой пушистой шкуркой ради… Ради чего, Том?

— Мишка, так ты же сказал, что понял?

— Не знаю, Том, не знаю. Ты… какой-то жестокий сегодня.

— Я — жестокий?! Мишка!

— Он совершенно прав — пропела великолепная Пава с огромным синезолотистым хвостом. — Ты считаешь, что есть что-то прекраснее моего оперения?

— О, да! Я видел нечто куда более прекрасное! А кто дал тебе это оперение? Ты хоть раз подумала, что должна Ему что-нибудь дать?

— Не знаю, не знаю. Но скидывать этот наряд и оставаться общипанной курицей я не согласна. О нет, не согласна!

— Том, мне очень жаль тебя. Я тебя понимаю, но я еще не готова на жертву — это сказала маленькая изящная Лань с золотым колокольчиком на шее. — Спроси кого-нибудь еще…

Том спросил Собаку, но она залаяла и огрызнулась. Он спросил почти все население уютных домиков с разноцветными окошками. Спрашивал гномов, людей, птиц и зверей. И то, что было для него таким ясным, абсолютно очевидным, было для них совершенно непонятным и неприемлемым.

Он бы отчаялся, если бы мог отчаяться. Но после того, что он видел и слышал прошлой ночью, отчаяться он не мог. Он только очень загрустил.

— Так, значит, я один? Совсем один?

— А я? — тихо сказал Помпончик.

У Тома потеплело на сердце, но он проговорил: — Ты — это все равно, что я сам, а остальные…

— А я? — сказал Белый Заяц.

— А я? — вставил Гном-виолончелист.

— А еще есть я — сказал маленький Золотой Олень. — Знаете, отчего я золотой? Я бегу за солнечным лучом, ни на миг не отстаю от него. Он меня и вызолотил. Том, я и за тобой побегу куда угодно, хоть на край света и за край!

— Родные мои, — тихо сказал Том, — мы все — Ее друзья.

Ну конечно, мы все — опора друг друга, и у нас есть Она. Но нас так мало! А их — целый мир…

Тогда заговорила Она:

— Да, Том, нас очень мало. Но еще неизвестно, кто сильнее, мы или они. У нас ведь есть ключик, который выведет нас из безвыходности. А у них его нет.

— Какой ключик? — спросил Том.

— Невидимый. Если бы он был виден, он был бы похож на обыкновенный скрипичный ключ. Но он невидим, потому что он внутри нас.

— Что? Что? — послышались отдаленные голоса. — Они говорят о каком-то тайном ключе. Советник, ты проследил?

— Советник, ты в курсе?

— Советник! Ты принял меры?

Советник бегал от одного к другому, вертел хвостом, взмахи-вал шляпой, проделывал почти акробатические трюки и бормотал про себя: «Фигаро здесь, Фигаро там, Фигаро к вашим услугам…» Потом он остановился перед Правителем и сказал, переводя дух:

— Как вы можете беспокоиться, Ваше огненосное благородие? О какой такой безвыходности они говорят? Безвыходность в вашем царстве? Да это просто клевета! Они упорствуют и продолжают говорить на своем языке. А между тем, у нас правовое государство. Мы предоставили Тому равные шансы на выборах. Народ выбрал нас. Скоро это будет закреплено в конституции. Только распорядитесь, пожалуйста, дать больше света. Хотя мои глаза отлично видят в темноте, для церемониала подписания бумаг необходим свет.

— Действительно, что это за полутьма в президентском дворце? — недоуменно спросила Первая леди.

— Какая там полутьма! Полная тьма. Это что такое?! — прогремел Правитель.

В зал вбежали быстрые мышки со