— Она жива?! Вы сделали?.. Где она? Мы же договаривались!

Если это сон, то я не хочу просыпаться. Сполоснув руки под краном в углу, медик снимает маску, и я вижу знакомые черты, которые вот уже десять лет не могу забыть. Короткая седая борода и усы, очки, сломанные точно посередине и временно-постоянно закленные мембраной, добрые голубые глаза и сильные загорелые руки, таким знакомым движением расставляющие пробирки на столе. Я с трудом приподнимаюсь на локте, голос подводит и срывается:

— Деда, это ты?..

Человек в белом костюме оборачивается, и вот уже я уверена, что не ошиблась и ошибиться не могла: даже спустя столько лет я слишком хорошо его помнила и слишком часто вспоминала. Север, хитро улыбаясь, стоит у закрытой двери, из-за его плеча выглядывает незнакомая светловолосая девушка в таком же белом халате, а дедушка присаживается на край кушетки и берет мою похолодевшую руку в свои широкие теплые ладони.

— Ну здравствуй, Ксюшенька. Узнала-таки…

Только он называл меня таким милым домашним именем. Всхлипываю теперь уже от радости, зарываюсь носом в его комбинезон, насквозь пропахший химией, и чувствую, как он неловко и неуклюже гладит меня по голове. Как?! Как такое возможно?

Север и незнакомая, но очень милая девушка подходят ближе. У моего друга в руках часы — интересно, как он их нашел?

— Возьми, — просит он и тут же сам вкладывает мне в руку холодные звенья. Стрелки больше не сходят с ума, ровно на середине циферблата — отметке 12 — они остановились и, немного погодя, словно бы узнали меня и зашевелились снова. Легкое и едва слышное “тик-так” разбивает напряженную тишину.

— Микрочип, который по распоряжению следовало ввести тебе, теперь в этих часах, — поясняет Север. — Система считает их за живое существо, потому что бионически они настроены на тебя. Проглотила и не подавилась, — добавляет он, и мы невольно смеемся с огромным облегчением, даже дедушка улыбается, и я вижу, как теплеет его мягкий и добрый взгляд, когда от глаз разбегаются лучики морщинок. — Так что, если вдруг соберешься сделать что-нибудь противозаконное — просто сними часы, — заключает он, и мы снова взрываемся хохотом.

— А если серьезно, то Система будет видеть и “читать” тебя только в том случае, если часы будут у тебя на руке. Они входят в твой биоритм, и микрочип внутри тоже реагирует на тебя. Просто не забывай отключаться от Системы, когда захочешь поговорить с кем-то из нас. Лучше пока не проверять, наденешь, когда выйдешь отсюда, — заговорщически улыбается дед. И я впервые без опаски расстаюсь с часами: они уже не первый раз сыграли свою роль, спасли мою жизнь, как обещал дедушка много лет назад. Да… Я ничего не забыла. Судя по всему, и он тоже. И пока я рассуждаю о земных законах, он запускает стрелки на часах, несколько раз поворачивает колесико настройки и возвращает мне: теперь они работают на Систему.

— Но что тогда со мной сделали? — любопытно все-таки, почему я добрых два часа проспала под наркозом, раз уж не было никакой операции. Да и сейчас, хотя самочувствие очень заметно улучшилось, меня все еще клонит в сон.

— Просто немного тебя подлечили, — дед достает из нагрудного кармана комбинезона длинную ампулу с прозрачной голубоватой жидкостью внутри. — Вот, возьми и держи у себя. На случай, если первое введение не сработает, как следует.

— А как следует?

— Секрет фирмы, — подмигивает Север и вдруг протягивает мне руку: — Кстати, меня зовут Дима. А это Римма, — он оборачивается в сторону своей светловолосой спутницы, та краснеет, смущенно улыбаясь, и я понимаю, что между ними произошло что-то, после чего их взаимоотношения изменились в лучшую сторону и уже никогда не будут прежними.

— Сеня, — отвечаю хриплым от волнения голосом и крепко встряхиваю его узкую худощавую ладонь. — Очень приятно. А… где Ветер?

Почти все время, что мы разговаривали, я искала его взглядом и не находила. Кабинет сравнительно маленький, и наставника здесь нет. В очередной раз во мне просыпается жуткий параноик, но это и неудивительно: жизнь сама сделала нас такими недоверчивыми, заставила ходить с оглядкой и переживать за каждого, кого в настоящий момент нет рядом.

— Сергей Иванович убедился, что с нами ты в безопасности, и ушел, а куда — не сказал, — снова успокаивает меня Север. Вернее, Дима… Наверное, тут и правда можно ничего не бояться. — Вместо него элементом Системы стал связной браслет, — наш практикующий медик снова с трудом сдерживает смех, а я наконец-то позволяю себе вздохнуть с облегчением. — Ваши личные вещи отдали на химико-технический анализ, и Андрей Никитич любезно занялся этим сам, — довольная улыбка не сходит с Димкиного, а теперь и моего лица. — И самое крутое, что…

— Дима, — перебивает его дедушка. — Она устала. Дай ей отдохнуть и все обдумать.

— Нет, нет, пусть скажет! — я даже невольно подаюсь вперед. — Мне интересно!

— Оп-па, — вместо ответа Север ловким движением фокусника вытаскивает из-под рукава комбинезона маленькую черную коробочку, и я узнаю мнемопередатчики, те самые, которые на Новый год подарил Варяг. И хотя мне радостно, что они все-таки сохранились, от одного воспоминания о нем больно сжимается сердце: где он? Жив ли вовсе?

— Проверь, работают? — Дима включает наушники и протягивает мне. — А то мы, как ни бились, не можем с ними ничего не сделать. Часовщик постарался.

Это точно…

Дрогнувшей рукой вынимаю две черные капли из коробочки и, закрыв глаза, вслушиваюсь в тишину. Чтобы подсоединиться на волну партнера, у которого остался второй девайс такой же настройки, достаточно подумать о нем. Подумать хоть что-нибудь, потому что, если у него включены наушники, он обязательно когда-нибудь услышит и отзовется.

Капельки молчат, и я упрямо сжимаю губы. Тикает секундная стрелка, и каждый тихий щелчок отдаляет меня от Варяга. Ребята хмурятся, глядя на меня, а дедушка спокоен: он терпеливо ждет. Но проходит в молчании минута, затем другая… Варяг по-прежнему не слышит и не отвечает.

Мысль 27

Прошло уже четыре дня с той самой ночи, как аэромобиль ненароком перелетел Грань. Грани больше нет, аэромобиля тоже: от него осталась лишь груда обгорелых обломков железа, а Грань разрушилась, растаяла всего за какие-нибудь сутки. Черный, мокрый и насквозь прозябший лес выглядит отнюдь не дружелюбно: повсюду туман, снег прячется под деревьями рваными грязными клочьями, пожухлая трава пожелтела от токсичных выбросов, кое-где выгорела после пожара, который, ненадолго разгоревшись и охватив всю поляну, под недавним мощным снегопадом утих сам.