— Спасибо! — поблагодарил я.

— Железный ты, Сережка! — не то похвалила, не то укорила она и проговорила в трубку адрес и причину.

Тетя Надя вывела бледную, грустную маму из туалета, усадила на стул на кухне.

— Ты на нее не злись, — попросил родительницу дед Лёша. — Альку тоже понять можно — с тремя детьми в общаге мается. Первой на очереди стоит. А тут какая-то профкомовская дура возьми, да вам эту квартиру и отдай. Вот и проела мужу всю плешь — он же тоже не от хорошей жизни вам Бухенвальд устроил. А теперь Нинку вообще с очереди сняли за плохое поведение. С мужа погоны сняли. Из общаги МВД выселяют. А куда они с тремя детьми пойдут? Вот и устроила на нервах скандал. А кто во всём виноват? Дура из профкома!

— Сами во всем виноваты! — фыркнула мама.

— Тебе в больницу лечь лучше, — заявила соседка.

— Я тоже «за», — поддакнул я. — Но яблочки тебе через пару дней носить не смогу — мы же уезжаем. Не обидишься?

— Найдется, кому! — вяло, но вполне искренне улыбнулась мне мама.

* * *

— В Калининграде снабжение хорошее, но все равно гостинцам рады будут! — вещала тетя Надя, помогая мне собираться.

Чемодан благополучно поглотил сырокопченую колбасу, водку, вино, икру, зефир и мармелад в шоколаде — считается прямо лакомством — и прочие конфеты. Все еще жируем на авторские, да. Отдельного упоминания заслуживает фейхоа — ее из Крыма привозят, и мы с мамой, еще до ее госпитализации, навестив рынок, накрутили этой фейхоы с сахаром десяток баночек — на зиму. Отвезу ягоды и дед Лёшиному другу.

— А ты дотащишь? — спохватилась соседка.

— Дотащу, — кивнул я и переложил бутылки в портфель. — Если вот так!

Октябрь закончился неожиданно быстро, совершенно логично сменившись ноябрем. Помимо главного праздника — Дня Великой Октябрьской социалистической революции, последний даровал мне первые в новой жизни каникулы — всего четыре дня, но нам с дедом Лёшей хватит. С пропуском демонстрации никаких проблем не оказалось — едва услышав, что я собираюсь «в рабочую командировку», меня с легкой душой отпустили. В конце концов, на демонстрацию и в Калининграде можно сходить!

В дверь комнаты постучал дед Лёша, я подхватил багаж, и мы спустились во двор, под мелким противным дождиком добежали до такси, где я, на правах «молодого», помог водиле закинуть чемодан в багажник, и мы отправились в аэропорт.

Ноябрь Москву не пощадил, лишив картину за окном ярких красок и обнажив ветви деревьев. Исключение — тут и там развешанные куски кумача, неплохо отгоняющие вызванную унылой погодой хандру.

— [13] — оживил таксист радио, откликнувшееся голосом Зыкиной. Сделав громче, смущенно пояснил. — У меня жене эта песня очень нравится!

— Хорошая! — нейтрально похвалил дед Лёша, подмигнув мне — он-то знает «чья».

Несколько дней назад состоялся разговор со смущенной Пахмутовой, которая поведала, что на нынешнем «Голубом огоньке» песни мои будут (ожидаем «Рябиновые бусы», «Учат в школе» и «Три белых коня» — последнюю записали недавно, но Александра Николаевна с Зыкиной обещали такой новогодний шлягер обязательно в эфир пропихнуть), а меня самого — нет. Рылом пока не вышел, видимо. Взрослые объясняют это исключительно защитой от потенциальных завистников — вот пацан, не член и даже не кандидат в члены, а в телевизоре сидит! Ай-ай-ай, а где справедливость?! Пофигу, на следующий год наверстаю. С песнями вообще все замечательно — звучат по телеку, по радио, мама слышала в парикмахерской, мы с ней вместе — в детской стоматологии, где мне поставили свежую пломбу. И было совсем не больно! Еще удалось послушать в кафе-мороженом и в антракте спектакля в Большом театре, куда нас с мамой водил сын Судоплатова (уже в курсе моей деятельности, поэтому немножко комплексует). В общем — авторские обещают быть солидными. Из гонораров нынче — все те же стихи в «литературке» и два фельетона в свежем «Огоньке». Тыщенка накапает — уже хорошо!

Из поездки, думаю, привезу роман (на «Эрике» печатается быстрее и легче, так что минимум треть набить успею) «В списках не значится» — в моей библиотечной карточке куча записей из читального зала и абонемента с «Брестскими» исторически-документальными книгами. Мальчик серьезно готовился, вообще-то, вон сколько монографий освоил и частично законспектировал.

Покинув такси, перебрались в Ту-134, и деда Лёша спросил:

— Как тебе новый папка-то?

— Нормальный вроде, — пожал я плечами. — Улыбчивый, шутить любит, манеры хорошие.

— С отцом-то не знакомил еще? — спросил дед про Самого.

— Пока нет, но ходят слухи о совместной встрече Нового года, — улыбнулся я. — А главное — мама прямо вся цветет.

— Это она давно уже, — отмахнулся дед. — Из-за тебя все, Серёжка. Но мужик в семье тоже лишним не будет — шутка ли, почти тридцатник девке, а замужем не была.

— Через одного у знакомых то алкаш, то бля*ун, то вообще кухонный боксер, — вздохнул я, основываясь на опросах знакомых ребят. — Невольно задумаешься — а нужен вообще такой?

— Вот и Наташка мне всю жизнь так же. Боится, — кивнул он.

— Но теперь вроде повезло — дождалась вот. Сейчас с книгами разберусь, учебник по сценарному мастерству освою, и кино про это сочиню — «Москва слезам не верит» назову.

— Хорошее название, — оценил дед Лёша и продолжил рассказывать о своем друге. — Участковым работает, но ты не думай — не как эта наша гниль, а нормальным!

— «Наш» уволился еще в конце лета, — поделился полученными от прокурора инсайдами я. — Не выдержал груза совести, получается.

— Осталось значит внутри мужское! — одобрительно кивнул дед.

— Полностью в моих глазах реабилитирован — особенно если учитывать, как много всего нам дал Кисловодск.

— Никогда не угадаешь, где найдешь, где потеряешь.

Вот поэтому послезнание — это хорошо!

— А фильмы после Сталина похорошели, — внезапно признал дед. — Человека хоть показывать начали, а то не кино смотришь, а агитку! Оно, конечно, в то время и правильно было, но теперь-то уж так лезть побоятся, можно людям уже и пожить нормально дать.

Дадим, дед Лёш! Обязательно! Только «парад» под мою команду перейдет, и сразу все дадим!

— Только вот глаза у героев тускнеть стали, — продолжил дед. — Вот ты «В огне брода нет» смотрел?

— Смотрел, — кивнул я. — По телевизору показывали.

— И это у них — про любовь! — назидательно поднял палец дед Лёша. — Вот с такими рожами, в слякоти — и любовь! Не знаю, о чем там наверху думают, но я бы такое снимать не давал — это что за