отделы ЦК КПСС им противодействовали. Костин, считающий себя активным соратником Косыгина, активно участвовал в публичной (в прессе) и непубличной (записки и обсуждения в аппарате ЦК КПСС) дискуссии, в которой отстаивал необходимость увеличения доли предприятий группы Б в советской экономике. По его мнению, это было важно, в частности, потому, что каждый работник предприятий этой группы давал как минимум в 2–3 раза больше продукции в ценовом выражении, и увеличение доли группы Б в результате могло бы послужить предпосылкой устойчивого экономического роста. Однако при попытках популяризовать свою позицию в 1976 году он был снят с должности и направлен на работу по своей основной специальности — вопросам трудовых отношений[630]. Вполне возможно, что он был сочтен Кириленко слишком «прокосыгинским» деятелем для партийного аппарата за его частые приглашения в Совмин и соответствующие идеи.

Именно Костин пригласил в отдел в 1974 году одного из рядовых разработчиков «косыгинской реформы» — Анатолия Милюкова. Позднее в отделе он стал лидером «товарников», занимал посты руководителя группы консультантов отдела, заместителя заведующего Экономическим отделом ЦК КПСС в 1980-е годы, заведующего отделом социально-экономического анализа аппарата президента СССР в 1990–1991 годах. Для него как для последовательного «товарника» приоритетным вопросом была несвобода агентов экономической деятельности в условиях централизованного и избыточно жесткого планирования. При всем том он был близок и к военно-промышленному лобби[631].

Валерий Кушлин, о котором мы говорили в начале книги, был одним из тех, кого можно отнести к сторонникам Милюкова. Хотя его карьера как инженера и администратора сложилась на заводах транспортного машиностроения, его опыт в качестве секретаря райкома партии продемонстрировал ему пустоту официальных нарративов.

А потом уже, когда я стал зав промышленным отделом, это чистая экономика уже. Все экономические показатели по району пришлось отслеживать, потому что районы между собой соревновались. Надо было следить [за тем, что] складывалось из суммы предприятий, надо было на показатели предприятий влиять. По темпам роста шло соревнование. Объем реализации продукции. Сколько произведено и сколько из этого произведенного реализовано — продано. Предыдущий год к следующему году сравнивали по объему.

— То есть это рост стоимости проданной продукции. А инфляция при этом не учитывалась?

В. К.: Тогда вообще об инфляции понятия не имели. Ее не было как категории. Тогда все измерялось именно по объему. Прибыль тоже учитывалась, рентабельность. Все эти показатели надо было отслеживать. То есть это уже была специфическая для того времени, но экономика.

— А если ЗИЛ, условно говоря, в этом году продал не на такую-то сумму, а на 3 % меньше, чем в прошлом году?

В. К.: Это катастрофа была для района, потому что ЗИЛ — это было полрайона. [Но у нас] Влияние на ЗИЛ слабое было, а на средние предприятия [мы] очень даже влияли. Заставляли. План-то выполнялся. Объем, условно, тысяча каких-то единиц. И в натуральном, и в стоимости, и то, и то. Чтобы ему выполнить план и обеспечить рост, ему, допустим, надо было сделать 1100. Но если у него с планом не получалось, значит, была такая штука, что корректировали план. Тогда уже плановое задание было не 1000, а 900. Райком мог позвонить министру и сказать: «Войдите в положение, у нас план по району из-за этого предприятия трещит. Скорректируйте его план». То есть игра в план. Вот почему плановая система была плохая: молились на план.

— А как вы будете соревноваться между районами, если у вас по части предприятий план скорректирован?

В. К.: Ну и что? Мы же уже по новому плану смотрим. Раз ему скорректировали.

— То есть вы в конце года переписываете план начала и дальше…

В. К.: Это не мы переписываем, а просто база меняется, относительно которой фактические показатели сегодня измеряются.

— Вы в начале года в райкоме планируете, что у вас такой-то план у предприятия на год.

В. К.: Темп роста такой-то должен быть, а он не получается.

— И в конце года вы чем соревнуетесь: первыми цифрами или последними между районами?

В. К.: Это как городские власти, какой алгоритм зададут соревнованиям. Конечно, тогда была игра, но так была построена система тогда. Работали не на рынок, а на план: нужно было выполнить план — правдами и неправдами. И тем самым хорошо выглядеть. …Мы, например, очень крупную аферу раскрыли на ювелирном заводе тогда. Мой работник, инструктор моего отдела раскопал. Там налево сбывали ювелирную продукцию, помимо официальных каналов. Из левых материалов. Этому директору мы свернули голову. Мы его не посадили, но мы его освободили от должности и исключили из партии, а это конец карьеры. Я затрудняюсь сказать, что с ним дальше было[632].

Экономические модели и дискуссии, которые Кушлин постигал в рамках партийной системы образования в той же АОН, не объясняли его практического опыта. Однако в рамках системы партийной экономической науки оставалось место для новаторских идей людей системы, чем он и воспользовался, став преподавателем АОН, а потом перейдя на работу в отдел[633].

Сторонник плановой экономики из отдела Юрий Белик имел позицию, близкую к точкам зрения Фирсова (помощника Косыгина) и Костина. Он считал, что одной из важнейших проблем является чрезмерное перечисление государственных средств в оборонный комплекс. По его расчетам, на него работало до 70 % экономики, что он считал колоссальным и принципиальным дисбалансом, определяющим главное в характере советской экономики. Другой важной проблемой Белик считал низкий уровень интеграции экономик стран СЭВ, приводя в качестве аргумента тот факт, что сложная продукция в СЭВ продолжала выпускаться за счет сотрудничества предприятий на национальном уровне, а не была продуктом кооперации предприятий всего СЭВ[634].

Куратор Госкомцен в отделе, инструктор Николай Чехлов считал основной проблемой СССР ценообразование, опубликовал об этом несколько десятков работ и не хотел быть на стороне ни плановиков, ни рыночников. Он (в его собственной интерпретации), как и заведующий Экономическим отделом Николай Рыжков, на основе идей академика Леонида Абалкина видели необходимость неторопливого, но системного решения проблем, создания планово-рыночной экономики, разработки и комплексного внедрения нормативной базы[635].

Однако для Милюкова, как лидера не просто «товарников», а во второй половине 1980-х и «рыночников» в отделе, Гостев, Белик, Костин и все их поколение были «стандартными советскими экономистами». Говоря о пригласившем его в ЦК КПСС Леониде Костине, он подчеркивает принципиальную поколенченскую и мировоззренческую разницу.

У него схема была вот такой, жизненный план, социализм и так далее. <…> Он или Белик и еще кто-то в соавторстве