— Да, я согласна. Я не позволю никому причинить тебе вред.

— Это не твое чертово дело, Гвинет. Мои отношения с моей матерью или кем-то еще — не твое дело.

— Ты такой придурок.

— Теперь, когда ты это знаешь, перестань вмешиваться и приступай к работе.

— Если ты продолжишь так отталкивать меня, у тебя никого не останется.

— Меня это устраивает.

— Я действительно ненавижу тебя прямо сейчас.

— Да мне все равно. А теперь сажай задницу в машину и поезжай в фирму.

Я понимаю, что он тяжело дышит, его грудные мышцы растягивают рубашку и фартук при каждом движении. И похоже, что он на грани чего-то — чего, я не знаю. Мне тоже все равно, потому что его слова оставили глубокую черную дыру в моей груди.

Неужели уже поздно добавлять его имя в список отрицательных слов?

Потому что мне отчаянно нужно избавиться от него. Мне нужно перестать болеть им, потому что его обидели родители. Мне нужно перестать испытывать боль, потому что он холодный и отстраненный, и его высокие стены приближаются ко мне, раздавливая меня.

Так что я хватаю сумку и выхожу из дома, а веду машину так безрассудно, что меня это пугает. Может, таким был папа в тот день. Он знал, что что-то не так, и попал в аварию.

Эта зловещая мысль заставляет меня сглотнуть, я замедляюсь, сильно замедляюсь и включаю плейлист из Twenty One Pilots и NF, потому что они меня успокаивают. Они такие же особенные, как и я.

Особенных людей неправильно понимают, и это нормально. Особенные люди получают травмы, и это тоже нормально. Потому что именно в этом мы особенные. Никакие стены не уничтожат нас и не остановят.

Через некоторое время, погрузившись в музыку, я готова погрузиться в нечто иное, чем этот утреннее сумасшествие. Но я не еду в фирму сразу, я еду в автомобильную компанию, где мне нужно подписать некоторые документы и предъявить удостоверение личности, чтобы доказать, что я ближайший родственник отца, чтобы смогла получить файлы с видеорегистратора.

Затем я еду в фирму и сажусь к Джейн в ИТ-отделе, чтобы насладиться покоем вдали от бдительных глаз Нейта. У него все равно назначена встреча с другими партнерами, так что на какое-то время я в безопасности.

Джейн предлагает помочь мне отсортировать файлы по разным датам.

Мы оба сидим в наушниках, слушаем записи и смотрим трансляции. Я все время подавляю собственные слезы. Когда я смотрю, как папа разговаривает, водит машину и жив, у меня в груди возникает комок. Он расширяется с каждой секундой, и я не думаю, что когда-нибудь сдуется. Или, может быть, у меня случится сердечный приступ. Паническая атака. Или любое другое нападение.

Я останавливаюсь, когда вижу, что последний человек, которого я ожидала увидеть, садится в машину отца. Аспен. Она рывком распахивает дверь и плюхается на пассажирское сиденье.

— Убирайся, — рявкает на нее папа, и даже я вздрагиваю.

Я часто забываю, что он не тот человек среди других людей, кто вокруг меня.

Возможно, он был для меня любящим отцом, но для всех остальных он был безжалостным дьяволом. Ее слова возвращают меня в реальность.

— Тебе нужно перестать быть таким трудным без причины, Кингсли, — говорит она ему таким же жестким тоном, как и его.

— У меня есть свои условия, и они окончательные.

— Бессмысленные условия. Ты не можешь ожидать, что они примут эти условия.

— Они сделают это мирно и урегулируют, или мы пойдем в суд и заставим их. В любом случае я выиграю.

— Ты ведь даже не хочешь, чтобы это было сделано мирным путем?

— Мирные пути скучны. А теперь уходи. Я достаточно с тобой поговорил за это десятилетие.

Она показывает ему средний палец, когда выходит из машины.

— Чертова ведьма, — бормочет папа себе под нос и уезжает.

Я скептически отношусь ко всему обмену мнениями, но продолжаю слушать его телефонные звонки, в основном с его помощником о работе и суде. Многие со мной, спрашивает, что я хочу на ужин.

В моих глазах скапливается влага, когда я наблюдаю, как его выражение лица смягчается всякий раз, когда он разговаривает со мной. Я все воспринимала как должное. Его любовь, внимание, присутствие. А сейчас у меня их нет.

Джейн хлопает меня по плечу, и я смотрю на нее, снимая наушники. Она дает мне свой и указывает на ноутбук.

— Я думаю, тебе стоит это послушать.

Я подключаю наушники и нажимаю "Воспроизвести". На экране появляется папа за рулем. На нем костюм со дня аварии, под глазами темные круги.

На приборной панели мигает неизвестный номер, и папа отвечает:

— Скажи мне, что ты нашел ее.

Я наклоняюсь ближе к себе на сиденье, но не слышу, что говорит собеседник, потому что папа слушает через наушник. Однако я вижу изменение в его лице, то, как оно превращается в гранит, и его суставы сжимаются на руле.

— Этого не может быть… — его голос низкий, почти шепот. — Она не может быть матерью Гвен. Посмотри снова.

Он заканчивает разговор, бросает наушник и несколько раз подряд ударяет по рулю. Я почти чувствую, как дребезжит перед ним панель приборов, потому что тоже самое происходит внутри меня.

Я правильно расслышала, не так ли? Он сказал, мать Гвен, верно? Означает ли это, что ее искал папа?

Судя по тому, что я только что слышала, он ее нашел. Он это сделал, и тут произошла авария.

Все это не может быть совпадением, не так ли?

Глава 24

Натаниэль

— Я думал, что ты не выдержишь миссис Уивер.

Я смотрю на своего племянника, когда он садится на стол для переговоров лицом ко мне. Остальные партнеры ушли, но он остался, чтобы сыграть ублюдочную роль.

— Ты знал, что она придет, но не сказал мне?

Он поднимает руки вверх.

— Эй. Мне позвонили только после того, как она ушла. В ярости со всей свой высокомерной славой миссис Уивер. Она продолжала спрашивать, знаю ли я, а затем сказала, что, конечно, знаю, и что я должен нести ответственность, если это станет достоянием общественности и все эти забавные вещи. Но больше всего ее по-королевски разозлило, что «маленькая девочка» выгнала ее. Гвен действительно это сделала?

— Гвинет. Её имя — Гвинет, — и она это сделала. Она выгнала мою мать, хотя она не из тех, кто демонстрирует грубость без причины. Несмотря на ее умный язык и дерзость, она