– Пока ты не снял штаны и не начал дрочить от злорадства, разреши поделиться наблюдением.

Ася перевела взгляд на его отражение, с плохо скрываемым отвращением разглядывавшее крысиную кровь на простыне.

– М? – Саша едва отвлекся, не привыкший, чтобы она ему отвечала.

– Знаешь, что лучше всего маркирует закомплексованное чмо? Ты не умеешь останавливаться. Даже когда победил всухую, тебе мало. Нужно сплясать на останках, чтобы почувствовать себя чуть меньшим ничтожеством, чем обычно.

Он медленно перевел на нее рыбий взгляд.

– Все дело в том, что, когда ты поднимаешь хвост, дабы испустить тугую струю в сторону угрозы твоему самолюбию, ее может заткнуть только хороший пинок.

– Не понял?.. – нахмурился он, словно только что с ним заговорил неодушевленный предмет, вроде табуретки или посудомойки.

– Я не удивлена. Ты ж дебил. Тебе два на два в столбик умножать надо.

Слова вываливались изо рта черными сгустками, словно в них выплескивалась поселившаяся в ней темнота.

– Как же мне повезло не родить от такого кретина! Повесила б себе на шею еще одного слабоумного, для которого палить петарды в подъездах и сливать фоточки – пик работы межушного ганглия. Счастье, что организм догадался выкинуть твои ущербные гены.

Саша тупо моргал, приоткрыв рот. Не грозный, не страшный, не опасный. Очередной додик, которых она десятками банила в чате, предварительно потыкав палочкой. Ася спокойно смотрела, как в бледных глазах отражается понимание, как сжимаются кулаки. Смотрела и ничего не чувствовала, кроме распирающей изнутри пустоты.

– Ты решила характер показать? – придушенно спросил Саша, приближаясь.

– А что, посмотреть хочешь? Давай, пока время есть. Костя скоро придет, а мне еще постельное сменить.

Пальцы крючьями вцепились Асе в плечи, и Саша поднял ее на ноги. Глаза столкнулись с уродливой маской, которую вылепил гнев на его лице.

– Нет, Саш, тебе с нами нельзя, – пошептала она в побелевшие губы. – У тебя ж стоит через раз. И тебе стыдно, и нам неловко…

Тяжелая оплеуха ошпарила щеку. Внутри ревело и металось, ломилось наружу. Нити разрезали кожу, пропитывая кровью халат.

– Сука!

– Мамка твоя сука.

Второй оплеухой он рассек Асе обе губы.

– Заткни пасть!

– Заткну, когда буду ему отсасывать. Можешь остаться посмотреть. Кто-то же должен тебе показать, как пользоваться членом, или что там у тебя…

Тычок в живот качнул ее, оборвав речь, и оставил в воздухе только разъяренное мужское сопение. Ася коротко вдохнула и повалилась на кровать. Нависнув над ней, Саша вдавливал руку глубже, с наслаждением всматриваясь в лицо, предвкушая, как на нем проступят боль и испуг. С таким выражением обычно смотрят на близкую к оргазму любовницу. Вот только вместо члена он всадил в нее нож и повел лезвием вверх, не дождавшись желаемых эмоций.

Натяжение, ставшее невыносимым, лопнуло. Ася облегченно прикрыла глаза, чувствуя, как пасть приготовилась к броску.

– Бедное больное животное, – сказала она и широко улыбнулась, демонстрируя ему кровавую пленку на зубах.

Сашу дернуло вниз. Он провалился по локоть, забавно вскрикнув, и воткнул левую руку рядом с Асиным плечом, пытаясь освободиться. Трепыхался, как муха, прилипшая лапкой к клейкой ленте, но не мог отвоевать ни сантиметра обратно.

– Что… – выдохнул он, дергаясь снова и снова. В глазах расплескалось недоумение, близкое к панике, и Ася поняла, каково это. Каково поедать тягучий, сладкий ужас, сочащийся из каждой его поры. Он мариновался в нем, как нежнейшее мясо – в пряном соусе, от вкуса которого рецепторы заходились в ликующем экстазе. Вкус, который способен воскресить и вознести в райские кущи.

– Отпусти! – Его голос сорвался, расщепился на истеричные нотки, и Ася расхохоталась, чувствуя, как зубки на стенках бездонной глотки взялись за дело, соскабливая плоть с его руки слой за слоем, волокно за волокном. Саша схватил ее за горло и вдавил, пытаясь вырваться, оторвать от себя, как пиявку.

Ася открыла рот, потянувшись к Сашиному лицу: в черном зеве металось скопище рвущихся наружу щупалец, готовых к броску. Взвизгнув, он отпустил шею, забившись, как зверь в капкане, и уперся коленями в кровать. Кровь прилила к вспотевшему лицу, раздула вены на шее. Он со стоном встал, подняв следом и Асю, ставшую продолжением его руки, оставив на смятом одеяле пояс халата.

Полы разошлись в стороны, приковав его взгляд к расщелине, разломавшей ее тело от груди до паха. Буро-зеленая нить ползла, выскальзывая из отверстий по мере того, как щель раскрывалась все шире, продолжая вбирать и обгладывать его руку.

– Твоя работа, – прошептала Ася, наблюдая, как его начинает трясти. – Нравится? Ты ей нравишься.

Саша, забыв о боли, смотрел, как края разъезжались, и рывками набирал в грудь воздух. Щупальца брызнули из расщелины, словно разжатые пружины. Зависли, образовав над ним шевелящийся купол, хищно нацеливая острые кончики. Выпучив глаза, он смотрел на сотни плотоядных трубочек, открывая и закрывая рот.

– Они тебя перевоспитают, – ласково сказала Ася.

И он закричал.

Несколько десятков щупов немедленно ринулись на звук и набились в глотку, превращая вопль в задушенное мычание. Нити потоньше начали взбираться по полусъеденной руке, перетягивали, сжимали, хрустели сминаемыми костями. Саша застонал и упал на колени, давясь шевелящимся кляпом, стиснул челюсти, пытаясь их перекусить, но двух выдавленных зубов хватило, чтобы он сдался. Его выгнуло, едва не сложив пополам, когда щупы полезли глубже, проникая в желудок. Трубчатые тельца потемнели, заполняясь жидкостью, и по Асиному телу разлилось щекочущее тепло.

Его лицо превратилось в набрякшую кровью маску. Глаза вылезли из орбит, глядя на нее с отчаянной мольбой, но в Асиной душе ничего не шевельнулось, кроме отвращения. Хотелось поднять ногу и наступить, раздавить, как таракана. И она бы сделала это, если б не знала, что тем самым окажет ему услугу. Он отдаст ей весь свой страх, все отчаяние, каждую предсмертную конвульсию, каждый хрип. Отдаст ей ее жизнь. А потом сгинет во тьме.

Оставшиеся в стороне щупальца, крадучись, обвивали корчащееся тело, трепеща в предвкушении. Тугими кольцами они легли на грудную клетку. Послышался треск. Саша захрипел, надувая носом кровавые пузыри, и схватился за ее ногу, царапая кожу, но Ася не обратила на это внимания, растворяясь в восхитительном чувстве насыщения. Стенки пасти конвульсивно сокращались, пережевывая Сашину руку, висевшую чулком, новые и новые порции поступали по щупам из его внутренностей. Щупальца неспешно окольцовывали, сдавливали, крошили кости, рвали мышцы, превращая тело в однородный податливый фарш. Жизнь уйдет из него гораздо раньше того, как его уволокут в горячую пульсирующую яму, но даже помраченным рассудком Саша понимал, что с ним произойдет. Ася видела это на донышках