Завтра обязательно напишу ей письмо. Соберусь с мыслями – и напишу. Не могу больше оставаться в неведении.

Не могу – и не хочу…

***

То ли спал я, то ли не спал. Вроде только закрыл глаза – и меня начали трясти.

Это Грэвел.

- Подъем, пахол! – скомандовал он. – Одевайся и за мной!

- Что за хрень? – не выдержал я, пытаясь разлепить глаза.

- Сейчас узнаешь.

Я надел рубашку и штаны, но министр заставил меня еще и кольчугу с сюрко надеть. И кинжал взять. То есть, я должен выглядеть по полной форме. Интересно, чего ради?

Когда я был готов, Грэвел при свете масляного фонаря оглядел меня с головы до ног, велел расправить складки сюрко под поясом и повел в то крыло пансиона, где жило начальство.

- Куда идем? – не выдержал я.

- Молчать!

Министр привел меня к дверям кабинета начальника центра. Постучался и, получив разрешение войти, открыл дверь и втолкнул меня внутрь. Шевалье де Лагранс был не один. И как я был рад, увидев, что собеседник шевалье – это Лукас Суббота. Причем мой старый приятель дампир сменил имидж: теперь, с ног до головы упакованный в черную клепанную стальными гвоздиками кожу и с длинным мечом на поясе, он выглядел очень внушительно. Капли дождя на его костюме еще не просохли, значит, Лукас приехал в пансион совсем недавно.

- Ага, вот и ваш солдат, - сказал де Лагранс, жестом подозвав меня к столу.

- Кандидат в послушники Эвальд Данилов прибыл, сэр, - отрапортовал я.

- Вольно. Вам слово, мессир Суббота.

- Много говорить не буду, - сказал дампир. – Мы уезжаем. Сэр Роберт велел забрать тебя. Он сам тебе все скажет.

- Согласно нашим правилам время, в которое вы будете находиться в распоряжении вашего господина, будет зачтено в ваш искус, - пояснил шевалье, предупредив мой вопрос. - Мы редко позволяем такое, но сэр Роберт оформил на вас официальное разрешение Высокого Собора, а в таких случаях мы идем нашим друзьям навстречу. Вот ваш отпускной лист, - де Лагранс подал мне свернутый в трубку пергамент. – В вашем распоряжении ровно тридцать дней. По истечении этого срока вы обязаны быть здесь. Свое снаряжение можете получить у мастера оружия. Вам все понятно, кандидат Эвальд?

- Да, сэр, - я чуть не задохнулся от радости.

- Иди, собирай вещи, - велел мне Лукас. – Я жду тебя во дворе.

С меня слетели последние остатки сна. Поклонившись шевалье, я выскочил из кабинета. Министр Грэвел расхаживал по коридору с самым важным видом.

- Я уезжаю, - сказал я ему.

- Да мне плевать, - ответил Грэвел. Он, похоже, уже был в курсе дела. – Пошли на конюшню. Никто твоего мерина седлать за тебя не будет.

Глава 3

2. Забытый ритуал

После двух месяцев, проведенных в учебке братства, мир кажется прекрасным и огромным. Даже если постоянно идут дожди, воздух буквально пропитан холодной влагой, а дороги размокли в непролазную грязь.

Мы едем в Лашев. Я знаю только, что это небольшой городок в предгорьях Банарда, недалеко от границы Роздоля с имперскими землями. До него от Данкорка два дня пути. Места здесь красивые: густые смешанные леса, окрашенные во все оттенки красного, золотого и зеленого цветов, чередуются с возделанными полями, с которых давно убран урожай. В деревнях по дороге люди ведут себя по отношению к нам очень почтительно. При встречах кланяются и желают здравия и счастливого пути. Когда тебе вслед по десять раз в день говорят «Да хранит вас Матерь, пан рыцарь!», поневоле начинаешь чувствовать себя значительным человеком.

Одно плохо – Лукас уж очень молчалив.

- Наберись терпения, - сказал он мне, когда я спросил его, куда и зачем мы едем. – Твой лорд тебе все расскажет.

- Лукас, - не выдержал я, - а как случилось, что ты стал охотником на нежить? Ты не рассказывал.

- А тебе ни к чему это знать. Так что помолчи, в такую погоду вредно разговаривать, горло застудишь.

Мне ужасно хочется поболтать, но я понимаю, что Лукас мне такого удовольствия не доставит. Ну, нет, так нет. Пока я счастлив уже от того пьянящего чувства свободы, которое испытываю последние дни.

Чтобы скрасить дорогу, я начинаю петь песню, которую от нечего делать сочинял в учебке. Думал о Домино и сочинял:

Средь гор и полей, там, где вереск цветет,

Эльфийская дева, - любовь моя, - ждет.

А я все скитаюсь вдали от нее,

И болью наполнено сердце мое.

И путь мой лежит через мрак грозовой,

И вороны хрипло кричат надо мной,

Пророчат мне битву, пророчат беду,

Но верю, что путь я к любимой найду.

Поверь, моя милая, пусть на пути

Мне адские бездны придется пройти,

Пусть меч занесенный мне смертью грозит –

Любовь твоя в битве меня сохранит.

В далеком краю, там, где пущи шумят,

Где старые крепости тайны хранят,

Прекрасная дева сидит у окна,

И, может, меня вспоминает она.

Поверь, моя милая, пусть на пути

Мне адские бездны придется пройти,

Пусть меч занесенный мне смертью грозит –

Любовь твоя в битве меня сохранит.

- Она того не стоит, - вдруг сказал Лукас.

- Что?!

- Ни одна баба не стоит того, чтобы так к ней относиться. Особенно эльфка. Я так думаю.

- Да мне плевать, что ты думаешь, - буркнул я.

- Все бабы – это кровь, кости, жир, мышцы, волосы, немного краски и пара ярких тряпок, - сказал Лукас. – Они стареют, дурнеют, блюют с перепоя, их пот и дерьмо воняют не лучше твоих. В них нет никакой поэзии. Все, что им нужно от тебя, так это денег побольше и член покрепче. Если ты не можешь удовлетворить их вздорные прихоти, они бросают тебя и находят другого дурачка, который будет таскать их на закукорках всю жизнь и при этом радоваться, какое ему счастье подвалило.

- Придет поручик Ржевский и все опошлит, - усмехнулся я. – А что если ты просто не с теми женщинами общался?

- Все бабы гадины. Поживешь с мое, сам поймешь.

- Домино не такая, - ответил я. – Она