так же вместе, смеяться с детьми над шутками пана Директора, пана Гималайского, счетовода Вотрубы, слушать польские песни… Я и то был спокойнее, неоднократно провожавший в небо членов отряда космонавтов. Правда, отправлять себя самого — очень даже другие ощущения.

Нервотрёпка прибавилась после нескольких задержек. Сначала — из-за выявления технических неполадок. Наверно, ни разу так не контролировали подготовку ракет. КГБ не исключило версию теракта с крушением Ил-18, когда погибли Комаров, Мачульский и их сопровождение. На Байконуре царила шпиономания едва ли не хуже тридцать седьмого года, при малейшем подозрении на халатность, не приведи господь умысел, гэбисты немедленно хватали человека и изолировали без суда и следствия до дня запуска. Командир войсковой части, обслуживавшей пусковые комплексы, буквально рвал и метал, лишившись нескольких специалистов, остальные трудились в две смены, опасаясь пропустить хоть мельчайшую неполадку. А мы с Алексеем боялись, что уставшие от непрерывного аврала офицеры как раз и допустят оплошность. В Советском Союзе очень многое происходило именно так — создать рукотворные трудности и героически их преодолеть, организовав штурмовщину вместо планомерной работы, подбадривая себя призывами к бдительности, ибо враг не дремлет и в любую секунду может открутить в ракете Самый Главный Шуруп.

Затем капризничала погода, ветер дул с такой силой, что старт «Энергии» отложился на сутки. Когда, наконец, тройной факел её ракет утонул в облаках, начался наш обратный отсчёт для нас.

Из последних минут запомнилось, как укоризненно смотрел на меня офицер, когда я в карман скафандра запихнул микроскопическую куколку и столь же крохотного мишку — сувениры детям. Да ещё уговоры Жоры Шонина: Юра, ты же и так герой всех времён и народов, будь человеком, пусти меня слетать, разумеется — в шутку.

В этот раз лежать в шарике кабины пришлось гораздо дольше, нас загрузили с запасом по времени, чтоб успеть устранить любые непредвиденности к моменту запуска, и «Восход-5» сверхточно успел к рандеву с лунным кораблём. Показалось, что в этот раз перегрузки даже меньше, чем пять лет назад, что неудивительно — потяжелевшую третью ступень двигатели первой разгоняли не столь стремительно. А вот ощущения в невесомости были ровно те же.

— Алексей, рассказывай, что к чему. Я же давно летал и лишь один виток.

— Да успокойся. Привезу тебя назад в лучшем виде.

Наверно оттого, что Леонова вплоть до лифта не провожала жена, он выглядел олимпийски спокойным.

Мы оттарабанили доклады о самочувствии и о поверке бортовых систем. Я поглядывал в иллюминатор, времени выдалось даже несколько больше, чем в первый раз, часть работы взял на себя второй космонавт. Северное полушарие, обильно задёрнутое облаками, как наши окна модным дедероном, не впечатлило. Над южным бушевали грозы, очень необычно видеть грозу с высоты более двухсот километров, словно в тёмных тучах оборвало электропроводку, и она сердито искрит.

Стыковка с ЛК произошла через виток и довольно нервно. Мы соединились с ним кормовой частью «Восхода», потому что с другой стороны лунного аппарата висела перезапускаемая ступень «Энергии», предназначенная для разгона состыкованных кораблей до первой космической. Американцы в программе «Аполло» тоже столкнулись с этим фактором и предпочли перестыковку по пути к Луне, Мишин и компания решили не заморачиваться и не усложнять первый этап.

Как только отработала и отделилась разгонная ступень, снова пришла невесомость. Теперь в случае нештатной ситуации, как у «Аполло-13», облёт Луны неизбежен. Но пока техника вполне укладывалась в заданные параметры, грех жаловаться.

А вот человеческая составляющая… На вторые сутки в космосе почувствовал себя хуже. Знаю, при нормальной гравитации мозг опирается на нижнюю часть черепной коробки, здесь же он «всплывший». Доложил в ЦУП, что самочувствие так себе, но терпимое. Леонов адаптацию к невесомости перенёс лучше.

Что сейчас творится на Земле? После катастрофы предыдущего экипажа обсуждалось предложение ничего не давать в эфир, пока Леонов не вернётся живым и здоровым на борт «Восхода». Но американцы засекут запуск двух ракет, услышат радиообмен, заметят, что какая-то конструкция взяла разгон к Луне. «Голоса» заверещат на все голоса, пардон за каламбур. В итоге, как часто бывает, возобладало половинчатое решение: сообщить о полёте к Луне, но умолчать о планируемой посадке, ограничиваясь обтекаемым «в целях продолжения научных экспериментов».

На третий день недомогания прошли. Адаптировался полностью, и если что-то доставляло дискомфорт, так это теснота кабины. Можно отстегнуться и оттолкнуться от кресла, но путешествие на расстояние в четверть метра мало вдохновит. Поэтому оставались на месте и плыли в космосе, занятые мелкими экспериментами в невесомости, а также контролем систем. Конечно, за ними следили БЦВМ и ЦУП, но кому больше всех надо? Поэтому вели контроль, за ним надзор, за надзором спецконтроль, над всеми — спецконтроль за спецнадзором, ровно как в романе Шёвалль-Валлё, ещё не написанном, и в его прекрасной экранизации Рижской киностудией.

Главное, чтоб сохранялась правильная ориентация солнечных батарей. Двигатели молчат, но на борту работает масса аппаратуры, в том числе охлаждение и вентиляция, без них обитаемый объём очень быстро превратится в финскую сауну, затем в крематорий.

Из всех мелких экспериментов самыми приятными оказались дегустационные. С каждым стартом разнообразилось меню, сейчас звёздные повара расстарались на славу: супы, борщи, рассольники, мясное пюре с картофелем, поре мяса птицы с кашей, всего до двух десятков горячих блюд, точнее — разогреваемых, хлеб бородинский, сыры, ветчина, осетрина, судак, клубника… Нам бы в авиаучилище десятую часть этого великолепия, все бы как один рвались в космонавты. Нормы были достаточно свободные, мы с Алексеем налегали на то, что по вкусу каждому, докладывали о впечатлениях. Пока не случилась беда.

На исходе четвёртого дня, за считанные часы до маневра коррекции с выходом на лунную орбиту мой напарник занемог. Подскочила температура до тридцати восьми, жаловался на диарею и боли в животе. Едва успел поднести к лицу пустую упаковку, как его вырвало. Спасибо, что не расплескал, и нам не пришлось ловить ароматные капли по всему обитаемому пространству.

— Алмаз, я — Кедр. Прошу оценить состояние Алмаз-2, — донеслось из ЦУП.

— Да выдержу… Какие наши годы. Скажут — обосрался только от одной мысли о спуске на Луну?

— Алексей! — я начал закипать как чайник на плите. — Речь сейчас не о спуске. Земля конкретно готова прервать задание. Сбрасываем лунный, не выходя на круговую, и идём домой — клизмы ставить.

В то же время смотрел на него с сочувствием. Это — пик, апофеоз жизни. То, к чему шёл пять лет. Дело, ради которого, быть может, и предназначен с рождения. Ломать мечту из-за банального